Дмитрий ШЕВАРОВ,
обозреватель «Комсомольской правды»

31 января 1997 года исполнилось тридцать лет со дня выхода в эфир первого выпуска радиопередачи «Встреча с песней». Юбилейный выпуск по счёту был 728-й.

Теперь передача выходит уже на волнах «Радио-1». Как всегда – в первую и третью пятницы каждого месяца, в девять часов вечера. И как всегда – у микрофона автор и ведущий «Встречи» Виктор Татарский.

О причинах такой долговечности размышляет давний слушатель передачи.

«Предназначенное расставанье обещает встречу впереди»

«Встреча с песней» сохранилась в эфире
даже после разрушения Всесоюзного радио

Следы одинокого звука

Есть такой старый смешной штамп: «Поделитесь секретами своей работы». Или: «Разрешите заглянуть в вашу творческую лабораторию».

Виктора Татарского много раз спрашивали об этих «секретах», но всякий раз уходили ни с чем. Секреты все как на ладони. Вот письма, вот песни. Передача по композиции ничем не хитроумнее концерта по заявкам. Техническая изощрённость – на уровне 1967 года. Передача идёт в записи, никаких прямых включений, звонков слушателей в студию, никакого драматизма «живого» эфира. Может быть авторский комментарий к письмам – может. В нём, блестящем и афористичном, скрыт секрет? Но комментария как такового нет. Иногда лишь несколько слов. Так, может, всё дело в песнях, уникальных или оригинальных записях? Да, записи во «Встрече» звучат иногда очень редкие, сохранившиеся только у коллекционеров. Но сами песни, мелодии – это просто хорошие песни, хорошие мелодии. Ничего экзотического или элитарного.

Разобрав передачу на такие вот очевидные вещи, профессионал, как ребёнок, разломавший куклу, чувствует себя обманутым. Абсолютно непостижимым кажется ему обаяние «Встречи», невероятной – привязанность к ней слушателей.

Секретов нет, но есть тайна. О ней знают и автор, и давние слушатели, и даже те, кто однажды услышал лишь фрагмент передачи, но так и не понял, как она называется и откуда она долетела. Так бывает в поезде, на даче, в дороге, на пристани, на переезде, в больнице. Обрывок мелодии, голос, может, почти неразличимый, но очень важный для тебя по интонации, по памяти о том, что ты его уже когда-то слышал. И хочется понять, вспомнить, но тайна, тайна... И шум проходящего поезда стирает все следы этого одинокого звука.

С течением времени всё большее
значение приобретает не содержание
слова, а интонация, с которой оно произнесено

Рассказывает Виктор Татарский:

- В Москве я с сорок шестого года, а родился в Питере в тридцать девятом и всю войну – там. До мая сорок пятого ничего не помню, провал полный. Сахара мозг не получал. ...И вот Девятое мая, я на питерской набережной. На Неве выстроены парадным строем все корабли Балтийского флота, швартовавшиеся в Ленинграде. На них – гирлянды огней. Салют!  – и я просыпаюсь. Я очнулся! Мне было шесть лет, но до этого будто ничего не было...

Есть в стихах у Геннадия Шпаликова: «...Меня погладит по плечам твоя строка рукою друга». Голос Татарского даёт именно такое ощущение: «меня погладит по плечам». Не очень, может быть, изящная фраза с точки зрения строгой стилистики, но трудно точнее передать чувство, с которым слушают «Встречу» тысячи людей.

Рука на плече

Из писем во «Встречу»:

«Многоуважаемая редакция и Ведущий Виктор Витальевич, здравствуйте! Спасибо, что эта передача есть, живёт и здравствует, приносит радость людям. 16.01.1967 г. У нас родилась первенец – дочь Света, а уже 31.01.67 мы с мамой и доченькой Светой слушали радио (правда, Светочка уже спала) в 21.00. Потом мы часто слушали Вашу передачу, и в одной из них звучала колыбельная для Светланы. Сейчас Света сама поёт песенку для своей маленькой дочурки (а нашей внучки) Машеньки... Когда я слушаю Вашу передачу, то я “летаю” где-то в облаках, т. к. Вы часто возвращаете в то доброе детство, юность, в зрелые годы, но старость нас дома не застанет. Большое сердечное Спасибо, низкий поклон за то, что Вы есть. С уважением постоянный слушатель с 01.67 г. Пашков Борис Владимирович, г. Ростов-на-Дону, 20 января 1996 года».

Рассказывает Виктор Татарский:

- «Встреча» началась с поиска старых фронтовых песен, по разным причинам не звучавших в эфире, - либо они были просто запрещены для эфира, либо их не было в записи. Фронтовики уходят, передача остаётся их детям и внукам, и пишут сейчас уже больше люди до тридцати пяти лет... самая большая радость – от писем. Читая их, начинаю полагать, что всё происходящее со мной и этой передачей предопределено. Случайного в жизни вообще ничего не происходит – ничего!

За тридцать лет «Встреча» вошла в жизненный уклад очень многих людей, она стала подробностью их быта, памяти, она превратилась в домашнюю церемонию. В одну из тех милых, никому, кроме нас, не ведомых церемоний, без которых наш дом был бы давно выстужен. «Встреча» соединяет самых младших в семье с самыми старшими и с теми, кого уже, быть может, нет рядом. Она напоминает о том, как мы должны обращаться друг с другом, с какой нежностью, с какой любовью, с каким терпением.

Из писем во «Встречу»:

«Помню, как в детстве, услышав знакомую мелодию “Одинокой гармони”, карабкалась на стол, чтобы снять со стены приёмник. С той поры прошло много лет, но так же, как в детстве, я всегда с нетерпением жду знакомые позывные и, отложив все дела, сажусь поближе к радио. Слушать вашу передачу. В. Денисова, С.-Петербург, март 1996».

А я когда-то думал, что так было только у меня. Детское прислушивание к тому, о чём говорит «взрослое» радио. Когда болеешь или каникулы. Какая отрада – забраться к деду на кровать и слушать радио, вздохи дедушки, видеть мерцание зимнего окна и снова слушать, слушать – пока не уснёшь.

Человек вырастает, а потом, спохватясь, вдруг начинает искать свою колыбель, чтобы услышать её скрип. Он ищет тот мир, из которого вырос. Маленький мир, но без него оказалось невозможным жить в большом взрослом мире. И как, горько найти пустынным или совсем чужим тот кусочек земли, где всем хватало места: старикам, кораблям, бочке с капустой, книгам, кошкам, воздушным змеям и репродуктору с чёрным пяточком регулятора громкости. Тяжело тому, кто в одно мгновение понимает, что всё это ушло. И тогда спасти от уныния может какая-то уцелевшая деталь пейзажа. Вот старое дерево, вокруг него всё другое, но оно живо, оно выжило и оно ещё поживёт. Оно помнит тебя, а ты узнаёшь извилины его ствола, будто расправляешь скомканную карту.

А вот голос по радио, пусть приёмник совсем другой, но голос всё тот же. К нему хочется прислониться, как к дереву.

По наблюдению такого тонкого художника, как Александр Сокуров, «с течением времени всё большее значение приобретает не содержание слова, а интонация, с которой оно произнесено». Сокуров рассказывает (цитирую по записи его выступления в екатеринбургском Доме кино, октябрь 1995 года): «Я видел умирающих людей. Для них важны не сами слова, а интонация обращённого к ним слова, теплота, мелодия слова. Вот не то, что человек скажет, а как он положит руку тебе на плечо...»

Удивительно, что, пока я пишу эту статью, образ дружеской руки на плече опять и опять возвращается ко мне, словно хочет подтвердить свою неслучайность. Кстати, у моей ссылки на Сокурова есть предыстория. Виктор Татарский бережно хранит в своём архиве письма Саши Сокурова, написанные им во «Встречу» в начале 70-х годов...

Из писем во «Встречу»:

«Дорогой Виктор Витальевич! Большое Вам спасибо за выполнение моей просьбы. Когда услышал в эфире своё письмо и музыку марша, то почувствовал, как мной овладело спокойствие и чувство выполненного долга перед павшими воинами, в том числе и перед моими ровесниками. Вы сделали всё так, как следовало. Приношу извинение за задержку ответа, решалась моя судьба, теперь всё хорошо. Юрий Егоров, преподаватель Казанского филиала юридического института МВД РФ, г. Казань, 18 октября 1996 г.».

Где-то там, далеко

Рассказывает Виктор Татарский:

- Когда я был в пионерском лагере в Софрино, мне вдруг захотелось залезть в радиорубку. Был жаркий день, все ушли купаться, а я забрался в радиорубку, где работал мой приятель, и стал крутить Утёсова, Шульженко, Бернеса, давние старые пластинки. Они уже тогда были старыми. Перед каждой пластинкой я объявлял, что исполняется: и автора музыки, и автора стихов, и исполнителя, и оркестр. Я старался, хотя знал, что в лагере никого нет. Ну, может быть, где-то неподалёку играли в футбол местные мальчишки... И вот это был ген радио. Рядом никого нет, но я могу порадовать людей где-то там, далеко, тем, что мне нравится.

«Где-то там, далеко...» – непременный мотив «Встречи». Мотив, который читается и в строках писем, и в паузах ведущего (трёхсекундных, по утверждению Татарского, но они ощутимы, достаточны для вздоха или промелька мысли). И музыка, песня – тоже как бы издалека возникающая и вдалеке гаснущая.

У Василия Васильевича Розанова есть очерк, который мог бы служить теоретическим обоснованием работы Татарского во «Встрече». Очерк, написанный в 1903 году, называется «О звуках без отношения к смыслу», но мысль, в нём выраженная, как раз – о смысле далёких звуков. О том, как далёкий звук подчёркивает тишину. Как в усилии прислушивания растёт душа.

«...Когда я... откидывался усталый на спинку стула, – пишет Розанов, – я через несколько секунд прислушивания всегда слышал музыку. Но после внимательного прислушивания она всегда слышалась, как далёкое-далёкое... Мысли также не приобретали контуров.., но они были чрезвычайно серьёзны... Я думаю, вот в такие минуты и образуются наши “убеждения”, формируется духовная личность...»

Смысл передачи –
в преодолении трагического

Человек перед лицом судьбы

Из писем во «Встречу»:

«...Говорят, что незаменимых людей не бывает. Уверена, Ваша работа абсолютно опровергает эту, казалось бы, прописную истину. Если Вы когда-нибудь решите уйти на пенсию – “Встреча с песней” перестанет существовать. Именно Вы делаете “Встречу” не просто музыкальной передачей (которых ныне не счесть), а передачей-общением, причём общением интеллигентным. Светлана Полетило, г. С.-Петербург, март 1996».

Последнее, что успел показать канал «Российские университеты» перед тем, как в ноябре прошлого года его подмяло под себя НТВ, - это лотмановские «Беседы о русской культуре». В контексте происходящего они смотрелись как завещание, как последний на нашем телевидении глоток высокой культуры. В одной из этих передач, записанных эстонским телевидением ещё десять лет назад, Юрий Михайлович Лотман говорил о своём понимании интеллигентности. Он вспомнил об одном своём старом знакомом, который всегда казался ему воплощением интеллигентности: «Мне было счастье знать этого человека. Достаточно было побыть с ним, чтобы почувствовать себя благородно».

Интеллигентность «Встречи» тоже состоит именно в этом: весь час, пока длится передача, слушатель чувствует себя благородно. Он не отрешается от земных проблем, не погружается в пространные переговоры о чём-то прекрасном вообще, но он словно выходит на час из общего вагона. Он будто уходит в поле, бродит там один или с хорошим давним другом, думая, запасаясь тишиной.

Под мелодии «Встречи» хорошо думать о своём, о близких, о друзьях, об ушедших. Когда-то, ещё в советские времена, Татарского упрекали за трагическую ноту в его передачах, за «тяжёлые» письма, которые он читает. Этим глухим непониманием страдают, кажется, и нынешние руководители. Только если раньше они принимали эту трагическую ноту за антисоветскую, то сейчас она им кажется излишне советской. Они не понимают, что тема «Встречи» - не история старых песен, не «ностальгия». Её тема – человек перед лицом судьбы. Человек перед судом своей совести. Человек на дорогах войны. Человек в разлуке. И смысл передачи бесконечно далёк от «развлекаловки» или того, что прежде именовали «пропагандой советской песни». Смысл «Встречи» - в преодолении не-встречи, в преодолении трагического. Мне кажется всё это столь очевидным, что неловко и растолковывать.

Но чем, если не нравственной глухотой, можно объяснить устранение «Встречи» с первой программы радио в 1991 году? Какое-то время Татарскому давали возможность делать вариант по «Радио России», но в первых числах 93-го года ему сообщили, что больше нет нужды в ретрансляции «Встречи с песней»: «У нас должны идти только наши передачи...»

С тех пор «Встреча с песней» находится как бы в ссылке на «Радио-1». Это третья кнопка трёхпрограммника, который есть далеко не в каждом доме. А ведь «Встречу» слушали в больницах, тюрьмах, интернатах... По официальным данным начала восьмидесятых годов, передачу Татарского слушали в СССР около восьмидесяти миллионов человек!

Настало время, когда в
музыкальных передачах благородство и такт
воспринимаются как привет из утерянного мира

Тайна 12-й аппаратной

Из писем во «Встречу»:

«...За эти долгие годы нам подарено так много чудесных вечеров, дней, нам рассказано много интересного, поведаны нелёгкие судьбы людей. Мы услышали прекрасную музыку, добрые песни, мы постоянно слышали и, слава богу, слышим и сейчас ваш мягкий голос, несущий нам Утешение. Доходят ли вам письма из Эстонии? Пожалуйста, дайте понять хоть одним словом. Вы это умеете. Евгения Андреевна Колесник, г. Тарту, ноябрь 1996 г.».

То, что делает Виктор Татарский, многим кажется сейчас уникальным. «Встреча» стала белой вороной в эфире. Мы как слушатели и зрители выставлены на холод массовой антикультуры, на мусорный ветер новых радиостанций, где часто царит косноязычие подворотни. На этом фоне каждое слово, исполненное смысла, благородства и такта, выглядит приветом из другого, утраченного мира.

Но передача Татарского была уникальна и двадцать лет назад, пусть и не столь очевидно, как сейчас. Её особенностью всегда была камерность, отрешённость от казённой выспренности и нарочитой «душевности».

Во «Встрече» каждое письмо, каждый человек принимаются, как добрый гость в старину, - обстоятельно, с подчёркнутой уважительностью. Здесь даже очень молодой человек не услышит панибратское «ты».

Помню, как в прошлогоднем выпуске «Встречи» Татарский обратился к одному из своих слушателей: «Досточтимый Михаил Николаевич, поздравляю вас с двадцатидвухлетием!» И не было в этом ни напыщенности, ни иронии, лишь доброта, лишь норма – просто так должно быть и никак иначе.

Из писем во «Встречу»:

«Я Величко Серёжа. С Украины. С многодетной семьи. Мне двенадцать лет. Вот уже одиннадцать годочков живу с бабушкой. Лет пять-шесть назад нас с бабушкой тронула песня в вашей передаче из репертуара Марка Бернеса. Она заканчивается словами “...А на груди его светилась медаль за город Будапешт”. Бабушка крепко плакала. Я во что бы то ни стало должен спеть эту песню на сцене перед ветеранами. Но мы не знаем её слов. Если бы кто-нибудь написал нам слова этой песни, мы с бабушкой вышлем тому человеку посылочку с орешками. Больше нам поделиться нечем. Мой дедушка, Величко Степан Михайлович, тоже ветеран войны, он брал Берлин. Но дедушка никогда не услышит этой песни. С уважением и надеждой я и моя бабушка Наташа. Село Иванковцы, Хмельницкая область, сентябрь 1996 г.».

Интонация «Встречи» всегда графична, она не допускает игры. Здесь абсолютно невозможен балаган, розыгрыш, затейливое «актёрство». Любая звуковая «виньетка», украсившая бы другую передачу, здесь выглядела бы чудовищной фальшью и разрушила бы весь рисунок «Встречи». Самые талантливые творческие находки тут оказались бы нарочиты, избыточны.

«Встреча» - это сознательно избранный автором узкий путь. Не творческий метод, а духовный выбор. Без понимания этого обстоятельства нельзя представить себе, что значит «Встреча» для самого Татарского.

Бывает, друзья или знакомые говорят ему: «Какой ты себе сделал удачный имидж в этой передаче!» Они искренне считают, что «Встреча» - актёрское достижение Татарского, что он просто играет «от автора» в этой передаче.

- Вы говорите, что там, во «Встрече», я не очень похож на себя, что это имидж, маска? – размышляет Виктор Татарский. – Но это не так. Просто, входя в студию, закрывая за собой дверь, я оставляю в себе только самое хорошее, только добро, только благорасположение, всё лучшее в своём существе, а всё остальное – за дверью.

Двенадцатая аппаратная Дома звукозаписи. Все тридцать лет здесь записывается «Встреча с песней». Время от времени начальство заводит разговор о ремонте и переоборудовании старой аппаратной. Хорошо бы, мол, убрать деревянную обшивку стен, заменить современной офисной пластмассой, чтобы всё было как у людей... Виктора Витальевича такие разговоры повергают в ужас: «Это очень трудно объяснить, но именно здесь мой голос звучит так, как он не звучит нигде. Нарушить аппаратную – значит убить передачу».

Из писем во «Встречу»:

«Дорогой Виктор Витальевич, здравствуйте! Поздравляю Вас сердечно с очередной годовщиной “Встречи”. У меня всё, как было: живу достаточно трудно. Но, знаете, на фоне общей беды даже и не хотела бы жить благополучно – стыдно. Пусть будет как у всех. Надежды не теряю, ищу маленькие радости, иногда хожу на концерты, слушаю радио. Написала вот стихотворение. Спасибо за многолетнюю верность всем нам, за чуткость и доброту. Анна Михайловна, Москва, январь 1996 г.».

Утро перед записью

Рассказывает Виктор Татарский:

- Накануне записи я стараюсь вести себя прилично. Когда приезжаю на радио, я ни с кем не общаюсь, вхожу в студию, начинаю записывать текст. До этого я ничего не ем, пью чай или кофе, курю... Я нахожусь совершенно в особом состоянии. Я несу себя, как кувшин, стараясь не расплескать. И даже если меня вызовет руководство, я извинюсь через оператора, но останусь в студии. Мои постоянные операторы – Елена Садовая и Володя Ростов. В аппаратной невозможно присутствие случайного лица. Над письмами работаю дома: читаю, сокращаю общие места, повторы и думаю над тем, что я отвечу, если вообще необходим ответ, но я не знаю, как. Это должно родиться у микрофона. Я – не журналист, не литератор. Мне неинтересно писать. У меня эмоциональный порыв – первый и, может быть, главный. Поэтому во время записи передо мной не заготовленный текст, а живые письма с конвертами. Мне надо видеть почерк. Если бы письма были перепечатаны на машинке, я бы потерял ощущение человека...

Надо сказать в заключение, что Татарский – это не только «Встреча с песней». Окончив курс Игоря Ильинского и Михаила Царёва в училище имени Щепкина при Малом театра, Татарский создал свой литературный театр одного актёра. В семидесятые и восьмидесятые годы с программами, составленными по произведениям Чехова, Булгакова, Зощенко, Трифонова, он объездил чуть ли не весь Союз. Он был первым, кто осмелился выйти на сцену с программой по стихам Владимира Высоцкого. Он читал закадровый текст в документальных фильмах Михаила Ромма и озвучивал «8½» Федерико Феллини. На радио, кроме «Встречи с песней», у Татарского есть ещё одна авторская передача – «Музыкальный глобус». Есть замечательный цикл его неспешных бесед с Андреем Макаревичем, Игорем Тальковым, Борисом Гребенщиковым. Пятый месяц по ОРТ идёт просветительский сериал о Третьяковской галерее, там актёрская работа Татарского. Но всё это темы для отдельного разговора. Быть может, для книги о Викторе Витальевиче, которая, верю, обязательно будет написана.

От редакции. Передача В. Татарского «Встреча с песней» выдвинута на соискание Государственной премии Российской Федерации в области литературы и искусства. Надеемся, что эта публикация «Журналиста» о многолетней работе нашего коллеги в отечественном радиоэфире станет ещё одним голосом в его поддержку. И не только в «области литературы и искусства», но и по сугубо нашим профессиональным соображениям, потому как высочайшая культура общения В. Татарского со слушателями и речевая его культура приобретают особую ценность для нынешней прессы.

Журнал «Журналист», № 2, февраль 1997 года.