«Визави с миром»

Запись программы от 28 апреля 2006 года:

Заставка программы «Визави с миром»: «Нас слушают на 32 языках в 160 странах мира. Российская государственная радиовещательная компания “Голос России” представляет!». Ведущий программы - Армен Оганесян.

- Добрый день. Я приветствую слушателей радиокомпании «Голос России», радиокомпании «Маяк» и телезрителей телеканала «Звезда» в дни... ну, в дни нашей... нашей радости и наших размышлений, совершенно профессиональных. Поскольку, вы слышали, что эта передача идёт на каналах двух сразу радиокомпаний. То есть, я имею в виду наш общенациональный праздник - День радио. Вообще, День радио был, действительно, праздником общенациональным, потому что радио слушали все. С появлением и развитием телевидения, казалось бы, День радио должен был меркнуть. Но пока, до сих пор, может быть, мы живём по инерции... На этот вопрос мы попытаемся сегодня ответить. Но пока День радио действительно празднуется многими. Я, пользуясь случаем, хочу поздравить наших коллег: и всех радистов, как мы говорим, и тех, кто помогает технически осуществлять вот подачу сигнала, как мы говорим на профессиональном языке, и, конечно, огромный-огромный цех творческих работников, журналистов. В общем, с праздником вас, дорогие коллеги. И сегодня, сегодня мы, конечно, не случайно пригласили в студию программы «Визави с миром» человека-радиолегенду, который в своё время был популярным радиоведущим, радиожурналистом скорее, и сам себе, может быть, радиорежиссёром, и имя его известно очень и очень многим советским, российским радиослушателям, и имя его - Виктор Витальевич Татарский. Добрый день.

- Добрый вечер, добрый день.

- Спасибо большое. Спасибо большое, что вы пришли к нам, особенно в эти дни. И, Виктор Витальевич, я вот хочу начать, может быть, наш разговор с такой общей посылки, вот как вы ощущаете как человек, который на радио проработал много и столь успешно. Как вот сейчас у нас в народе: День радио - он, действительно, не померк, до сих пор ощущается как праздник?

- Ну, это профессиональный, корпоративный праздник. Народ к этому имеет весьма опосредованное отношение, мне так кажется.

- Сегодня или так и было?

- Да и всегда так было. Всегда так было. Ну, повод хороший...

- Вот ушат холодной воды на нашу голову. Ну, хорошо, хорошо...

- В конце концов...

- Я не согласен, ну ладно.

- Нет. Ну, это был повод дать хороший концерт, с трансляцией по телевидению. Вот. А в общем, для радиослушателей, ну... я не помню, чтобы он был, вообще говоря, особым каким-то днём праздничным.

- А для вас?

- Для меня тоже нет, потому что я вообще запутал всех и запутал сам себя. Вот вы меня назвали радиожурналистом, а я - не журналист, я только член Союза журналистов, там, лет уже 35. Но... я имею актёрское образование, Школа Малого театра. Мои учителя - Игорь Ильинский, Михаил Царёв. А запутал, потому что я никогда как журналист не работал. И работа на радио - это для меня один в трёх лицах. Авторская передача, то есть, человек, который готовит материал, который беседует со слушателями и который как режиссёр приводит это всё в соответствие. Вот. Потому что, параллельно со всем этим я работал и работаю как актёр.

- Вот одну секунду, я вас прерву. Я прерву, потому что мы продолжим эту тему прямо сейчас. Вот интересный вопрос от Юрия Голика из Украины: «Я знаю, что по профессии вы - актёр. В 60-х годах несколько раз бывал на ваших концертах, на которых вы выступали в качестве чтеца. Журналисты приходят на радио разными путями. Расскажите, пожалуйста, почему вы решили стать именно радиожурналистом». Вы ответили, почему вы не считаете себя радиожурналистом. Но вот как вы пришли, действительно, от концертной, стало быть, актёрской деятельности... И расскажите немножко о своём творческом пути на радио.

- Понимаете... Да... Но для меня путь мой начался с радио, так и продолжается. А актёрский путь продолжается по другой, параллельной, линии. Они иногда пересекаются, когда я получаю от радио предложение записать художественную литературу, когда записываю диск или выступаю с концертами. С концертами сейчас почти не выступаю, но диски продолжаю записывать. Что же касается Дня радио, я возвращаюсь к этому, я просто с таким же успехом мог бы отмечать и День театра, правда, Театра одного актёра и так далее. Я просто хотел этим вот что сказать, чего у нас сейчас почти нет в нашем эфире нынешнем: на радио у микрофона должен быть автор, не диктор, не исполнитель, не чтец, а человек, разговаривающий с аудиторией. У нас очень много «прикидов» так называемых. Понимаете? Когда человек нормально разговаривает в коридоре, садится к микрофону и начинает вдруг каким-то иным голосом разговаривать, с какими-то ужимками в голосе и в манере. Понимаете? В этом огромное неуважение к слушателям, как мне кажется. Сочетание...

- И к себе тоже, на самом деле.

- Ну, это соответственно. Сочетание автора, актёра и режиссёра в одном лице - крайне важная вещь. Я понимаю, что журналистов на факультете журналистики не очень учат непосредственному... непосредственной работе перед микрофоном или перед телекамерой. Но написать просто, хорошо написать - это не значит уметь интересно и ярко разговаривать со своей аудиторией.

- Это правда.

- И быть искренним там.

- Это разные вещи, конечно.

- Вот поэтому я как актёр чего добивался у микрофона? Убрать всё актёрство, убрать, забыть. Овладел профессией худо-бедно - всё, теперь забудь об этом и разговаривай с людьми. Разговаривай с тем настроением, которое у тебя есть сегодня, не прикидывайся. Если ты сегодня грустный, останься грустным! Ты читаешь письма, если они тебя развеселили - отлично! Если они продолжают тебя... Так сказать, ты остаёшься во время чтения их в этом несколько, может быть, грустном, минорном состоянии, оставайся! Но не придумывай ничего! Не говори «дорогие друзья». Какие они все тебе друзья? Не нужно. Ты же не говоришь своим друзьям каждый день «дорогие друзья». Я говорю о штампах радио. Видите, как сразу въехали?..

- Да, очень хорошо, очень хорошо...

- Вы заговорили о Дне радио и я сразу...

- Я даже замер, заслушался...

- И поэтому вот... вот это мне кажется очень обидным, когда... Вот сейчас как член жюри Национальной премии «Радиомания», между прочим, с этого я должен был начать. Я поздравляю коллектив радио «Голоса России» и его слушателей с Национальной радиопремией «Радиомания» этого года.

- Спасибо. Спасибо от их лица.

- Вот и... понимаете, вот это очень важная вещь, очень важная вещь: журналист просто у микрофона - этого недостаточно. Надо ещё быть заинтересованным в деле человеком и уметь это передать.

- Виктор Витальевич, мы наверняка этой темы ещё коснёмся. Мне же очень приятно, потому что, не так часто мы говорим вот... Хоть вы и сказали, что этот праздник профессиональный, но мне, действительно, как профессионалу, очень приятно с вами встречаться и говорить интересно. По сути дела, вы затронули такую тему, как искренность в искусстве, если так скажем. И вот этот спор между тем, что такое радио на самом деле: что это просто средство информации или, всё-таки, радио есть радиоискусство, радиокультура в высоком смысле слова? Очень интересная тема, но давайте... Я думаю, что она лейтмотивно у нас прозвучит сегодня. Но давайте попробуем ответить на вопрос нашего слушателя.

- Конечно.

- Пожалуйста.

- Конечно.

- «Allo! Bonjour, monsieur, Tatarsky... Добрый день, господин Татарский. Это Селин Таффэн из Парижа. Для меня русская песня - это великие имена: Вертинский, Козин, Высоцкий, Поляков, которого я слушала в Париже. Мне хочется задать вам вопрос как музыкальному журналисту, профессионалу с уникальным опытом. Как, на ваш взгляд, эволюционирует знаменитая русская песня во времена достаточно трагичных событий, которые произошли в российской истории? Большое спасибо. До свидания».

- Grand merci, Celine! Что я вам могу сказать? Прежде всего, я буду пытаться ответить на ваш вопрос не как музыкальный радиожурналист и не как радиожурналист вообще, а как российский гражданин. Не было в России ни одного века, когда не было бы трагических событий. Это состояние для России, к сожалению, весьма и весьма постоянное и обычное. Поэтому ждать возникновения немедленно песен в связи с этими событиями не приходится. Все песни о событиях российской истории появились после этих событий через 50-70 лет, когда уже и очевидцев-то событий не оставалось в живых. Да и Лев Толстой написал «Войну и мир» через 40 лет, по-моему, после событий начал писать. Поэтому песня - это устная легенда, песенная легенда всегда, да, о том, что было в русской истории. Песни о Степане Разине, об Емельяне Пугачёве, о Ермаке, о пожаре войны 12-го года («Шумел-горел пожар московский»), о Наполеоне, да... Кстати сказать...

- В исполнении Плевицкой.

- Да, самое лучшее исполнение от Надежды Васильевны Плевицкой. Они все появились значительно позднее. Это очень интересно. Казалось бы, именно в этот момент должно что-то возникнуть. Ан нет! Потом появляются... вот уже на основании этих легенд, появляются стихи и появляются песни. Порой, неведомо откуда. Вот, например, «Шумел-горел пожар московский». Известно, что автор его - поэт Аносов. Но кто писал музыку? А ведь нет народных песен в чистом виде, не может этого быть, не бывает. Кто-то обязательно написал музыку, и на основании чьего-то стихотворения была создана песня. Авторского. Но это очень интересно, потому что забываются имена некоторых авторов. Там, например, ну... я не знаю, такие имена, как Иван Суриков, Иван Захарович, да масса ещё других русских поэтов, они расшифрованы. Стоит посмотреть на всякую русскую песню - и выясняешь, кто там автор этих стихов. Но бывают такие имена, которые забываются вскоре. Песня остаётся, имена уже забылись.

- Виктор Витальевич, а вот можно уточнить об одной трагической, драматической, эпической можно тоже сказать не дате, а целом эпосе, и музыкальном, в том числе. Я имею в виду Вторую мировую войну. Ведь прямо в ходе войны возникали какие-то песни.

- Да.

- Тут как бы не было большого вроде зазора...

- Верно.

- Хотя потом песни о войне появлялись. А вот этот... как возник такой феномен?

- Это верно...

- Спрессовалось историческое время?

- А это был заказ. В первую очередь, это был социально-политический, военный заказ.

- Но удачный заказ.

- Который нашёл абсолютный отклик у композиторов и поэтов, потому что они все чувствовали себя военными людьми. Поэты вообще были военными корреспондентами на разных фронтах и флотилиях. Вот. Композиторы тоже приезжали на передовую со своими песнями. Вся страна, весь народ жил этим горем, этим событием драматическим, трагедийным и пытался перебороть всё на свою сторону, чтобы всё было по справедливости.

- И песня помогала.

- Недаром это была Отечественная война в полном смысле этого слова, и это обозначение сейчас никуда не ушло. Единственное, что слово «Великая» под сомнением. А то, что Отечественная, - это факт. Вот. Поэтому, это немножко другой случай, хотя вы интересный задали вопрос, птому что, я думаю, что однако народные песни, в чистом виде народные, фолк, появятся, может быть, со временем, позже, а может быть, уже и не появятся, не знаю.

- О народной песне у нас отдельный есть вопрос. Давайте ответим ещё на один вопрос слушателя.

- Да, конечно.

- К этой теме мы ещё, очевидно, вернемся. Пожалуйста.

- «Здравствуйте, это Павел Коган. Уважаемый Армен, дорогие коллеги, друзья, прежде всего мне хотелось бы поздравить вас с Днём радио, с замечательным праздником, и, конечно же, вашу компанию, и пожелать вам дальнейших успехов и всяческого процветания. Я знаю, что сейчас вместе с вами находится в студии Виктор Татарский. У меня, наверно, будет не вопрос, а пожелание, пожелание следующего характера. Дело в том, что наша страна отличается от всего остального мира тем, что невероятная мощь традиций русской культуры накормила весь мир. И до сих пор весь мир ощущает невероятное на себе влияние великой русской культуры. И как обидно ныне бывает, что, к сожалению, тот мостик, который должен и обязан был присутствовать как передаточное звено в сегодняшнее время, практически сейчас отсутствует. Дело в том, что мы все ощущаем невероятное засилье масс-культуры в искусстве, в музыкальном, в частности. Нам необходимы выдающиеся примеры классического музыкального искусства. Я думаю, что это невероятно должно поднять духовный уровень нашего общества, которое в этом очень и очень нуждается на сегодняшний день. В Большом зале Московской консерватории, в академических залах крупнейших городов России существуют традиции определённые, которые, к счастью, до сих пор ещё незыблемы. Но, увы, количество людей, публики, любящих, понимающих классическое музыкальное искусство и посещающих концерты, невелико. Это тысячи людей. Я совершенно убеждён, что при большей пропаганде классической музыки мы действительно сдвинем с мёртвой точки духовное развитие нашего общества, и в результате Россия возвратит своё былое величие, к чему мы все так стремимся».

- Спасибо большое Павлу Когану за поздравления от нас и от всех радиослушателей и профессионалов. Но вот... Я, может быть, Виктор Витальевич... Здесь не было вопроса, собственно. Но, наверное, мы согласимся. Но есть вопрос на эту же практически тему, адресованный непосредственно вам. Я хочу объединить это вместе с вот выступлением Павла Когана. Мария Нестерёнок из Белоруссии спрашивает вас: «Уважаемый Виктор Татарский, вы многие годы читали классику на радио. Но сейчас, к сожалению, она не звучит в вашем исполнении, или, может быть, я не попадаю на эти передачи? Нет ли ваших записей на дисках? Если да, то где их можно купить?»

- Всё-таки это два разных вопроса, хотя, вы правы, объединено одной... они объединены одной заботой.

- Да.

- Павел Леонидович говорил о том положении, в каком сейчас находится классическая серьёзная музыка у нас в стране. Дело всё в том, что отношение к классике и в литературе, и в музыке - это выражение культуры общества. О какой культуре общества может идти речь, когда наши средства массовой информации, телевидение, в частности, занимаются порой тем, что по несколько раз в неделю часами передают передачи, извините за тавтологию, уровень которых ниже плинтуса, как сейчас говорят? Проявляя при этом абсолютное неуважение к своим зрителям и показывая этих зрителей во время этих программ... Вы знаете, о чём я говорю, имеете это всё прекрасно перед глазами. Эти лица. Хотя, это уже не лица... Это нечто. Неприятное и тоже на таком нижайшем уровне находящееся. Это беда, это общенациональная беда. И это забота государства должна быть. Если государственные каналы, к сожалению, не понимают этого, то это весьма и весьма грустно. У нас в течение семи лет шёл цикл «История одного шедевра». Я был ведущим этого цикла в кадре. Это был рассказ о полотнах Третьяковской галереи, затем Русского музея и затем музеев Кремля. Семь лет - это совершенно неслыханный срок для 90-х годов для такого телевизионного цикла о художественных сокровищах. Чудом каким-то этот цикл продержался семь лет. Но назовите мне сейчас другой цикл, который бы о классическом искусстве рассказывал бы столь подробно, детально, с таким виртуозным профессиональным блеском, потому что у нас были великолепные телевизионные операторы, которые снимали картину подробно, исследуя полотно в деталях. Вы так не увидите в зале, потому что вы проходите, посмотрите, у вас общее впечатление - идёте мимо. Свет, фокус, внимательное и неторопливое разглядывание полотна давало телевизионным зрителям ощущение не только того, что они находятся в Третьяковской галерее. Ну, представьте, из Хабаровска или из Владивостока как было в 90-х добраться до Москвы? Но они имели возможность внимательно разглядеть. Это была настоящая серьёзная профессиональная работа. Я сейчас ничего подобного не вижу ни в области музыки, о которой говорит Коган, ни в области классической литературы. То, что делают сейчас наши музыканты, - это подвижничество в самом высоком смысле этого слова. И это всегда было, это в истории российской культуры. Святослав Теофилович Рихтер, который не летал самолётами и не любил поездов, садился в свою машину и ехал, чуть ли не на Дальний Восток, с концертами, останавливаясь в городах и играя. Понимаете? Что ему?.. Что, он деньги зарабатывал? Нет, конечно. Ему это не было нужно. Он был известен на весь мир как гениальный музыкант своего времени. Он нёс культуру в массы. Вот это самое странное вообще высказывание, которое уже сейчас воспринимается как дикий штамп, но это было действительно так. И сейчас музыканты, которые приезжают в российскую глубинку, занимаются именно этим. И тот же Коган - Павел Коган и его оркестр, и его отец Леонид Коган, виртуознейший музыкант своего времени, они этим всем занимались сейчас. Но они имели поддержку государства, я повторяю, они имели идеологическую поддержку, и они имели материальную поддержку. До тех пор, пока культурой не займутся всерьёз, по-настоящему, ничего не произойдёт. Потому что это растление вкуса. Вы понимаете, что происходит? Телевидение, плохие, так называемые «попсовые» концерты развращают вкус аудитории специально. Вкус аудитории становится ниже низшего, и тогда с ней можно легко иметь дело.

- Рейтинги, которые...

- Да, рейтинги. А потом... потом ссылаются на этого господина со странной фамилией «Рейтинг». А там ещё второй господин с не менее странной фамилией «Бакс». Вот эти странные господа, не известно, откуда появившиеся, они, в общем, и заказывают музыку, потому что они платят.

- Спасибо.

- Видите, чего мы ни коснёмся, всё приобретает драматическое звучание в моём изложении. Но ведь это действительно так. Вы же не можете не согласиться, честно говоря?

- Мы начали с того, что, в общем, надо быть искренним.

- Правильно, я так думаю.

- Как говорится, от избытка сердца говорят уста. Так что, хорошо.

- Но меня действительно это человечески страшно огорчает. Мне стыдно.

- Очень многих огорчает.

- Я - праправнук Чернышевского Николая Гавриловича, может быть поэтому, по линии матери. Поэтому мне стыдно. Я, конечно, не буду призывать Русь к топору, как он как-то вдруг сделал. Но, во всяком случае, меня действительно огорчает. Я никогда не собирался уезжать в другую страну работать. Я связан языком со своей страной, со своей культурой. И поэтому всё это меня бесконечно огорчает.

- Виктор Витальевич, вопрос...

- Прошу прощения.

- Пожалуйста.

- Прошу прощения, я закончу ответ на вторую часть вопроса, который вы прочитали.

- Да, кстати. Вы совершенно правы.

- Да, да, да...

- Вот профессионализм ведущего у вас выше, чем мой.

- Нет, слава богу...

- Действительно, был очень конкретный вопрос. Ведёте ли вы передачи? Нет ли ваших записей на дисках?

- Да.

- И где можно купить?

- Да. То есть, как актёр?

- Да.

- «Радио России» записывает время от времени программы в моём исполнении, художественные программы, где звучит русская классика и советская. Не знаю, как назвать Сергея Довлатова, к примеру. Вот. Мы сделали недавно запись по книгам Довлатова. На мой взгляд, это было очень интересно, была очень интересная работа. Диски выходят в моём чтении Булгакова. Я читаю «Собачье сердце» и «Мастера и Маргариту». Правда, в «Мастере и Маргарите» одну линию - линию Воланда. Это мой герой, как вы успели, видимо, заметить. Вот. Кроме всего прочего, «Радио России» даёт нон-стоп ежедневно фрагменты мировой поэзии в моём чтении. Знаете, когда я записал, там несколько дней мы записывали, большое количество, более 300 произведений, и это вот в течение года идёт. Без названия исполнителя. Я просто называю автора и название стихотворения. Так что всё есть.

- А в какое время идёт в эфире, Виктор Витальевич?

- Я не могу сказать, в какое время, потому что это самое разное время.

- Можно посмотреть расписание, в конце концов, программы «Радио России».

- Да, да...

- Ну,что же, очень хорошо, что наши коллеги это делают. И на «Голосе России» мы тоже на разных языках, и на русском, записываем русскую классику, русские сказки. Ну, это как бы наш голос в зарубежье. Очень хорошо, что «Радио России» это делает.

- Да, да, да. И, как правило, откликается на предложения мои в этой области.

- Я, правда... Вы говорите, вы - Воланд. Вот... Я не представляю себе Воланда. Всё-таки, в моём представлении, по эстетическим вкусам он всё-таки должен быть модернистом и так классику не должен отстаивать, мне так кажется.

- Не знаю, боюсь. что я...

- Это всё-таки, «контрафакт», как некоторые говорят.

- Я с вами не соглашусь. А как же его безусловный интерес...

- К Штраусу?

- К тому, что было давным-давно? «Я на днях разговаривал с ним», - говорит Воланд Мастеру. С кем это с ним?

- Да, с кем это с ним?

- С кем с ним?

- Да. Это да, это понятно...

- Позвольте мне всуе не употреблять.

- Нет, это понятно.

- Так что нет, он охватывает, конечно... у него и Штраус руководит огромным оркестром на балу, куда приглашена Маргарита в качестве королевы. Конечно, но...

- Который воспринимался... Кстати, в своё время Штраус воспринимался как совершенная масс-культура, как вы помните.

- Конечно...

- И у русских классиков есть особые комментарии по поводу заполнения Штраусом...

- Ну, так это многие. Да и Моцарт частично воспринимался так же, как чуть ли не массовая культура в своё время тоже. Но тут весь вопрос в том, что время отбирает для дальнейшего, а что убирает.

- Хорошо. В глазах, всё-таки, огромного числа слушателей вы останетесь мастером...

- В ушах, скорее...

- Нет, не только в ушах. В воображении, в памяти как мастер. Пожалуйста.

- «This is Al Lau from London, England... Здравствуйте, это Эл Лау из Лондона (Англия). Уважаемый господин Татарский, у меня к вам вопрос. На сайте «Голоса России» я прочитал, что вы - многолетний ведущий музыкальной программы. В связи с этим я хотел узнать у вас, знакомите ли вы слушателей с иностранным репертуаром, и кто из западных исполнителей пользуется популярностью в России? Спасибо за ответ».

- Спасибо за вопрос, господин Эл Лау. Мне всегда интересно заниматься тем, чем больше никто не занимается. Эксклюзив.

- Или уже не занимается.

- Или уже не занимается. Поэтому то, о чём вы спрашиваете, Эл, было для нас эксклюзивным в 60-е - 70-е годы, когда цензура не давала возможности звучать даже ансамблю «Битлз», я уже не говорю о «Би Джиз» или там других суперрезких коллективах. И вот это-то мне тогда было интересно, когда диски наши спекулянты с этими группами продавали по 100 рублей штука. Это фантастические деньги по тем временам.

- Зарплата месячная.

- Я получал 140 рублей. Так вот. И вот тогда мне было очень интересно, я имел спортивный интерес к тому, чтобы это включать в свою передачу, которая называлась тогда «Запишите на ваши магнитофоны». Это середина 70-х годов.

- Отчасти это борьба с «чёрным рынком» была, получается.

- Отчасти, да. И, кстати сказать, Петровка, 38, занимавшаяся мной... Это было тогда ОБХСС - хищениями социалистической собственности, экономического преступления тогда не было управления, но они мне звонили и говорили, что, в общем. вы делаете вот такое дело и, кстати, вас хотят «почистить» в этом смысле все ваши записи. Я говорю: передайте через свои каналы этим людям, что у меня дома никаких записей нет, чтобы они сроки себе не мотали без дела. Ну, вот. Так что, помимо этого, помимо того, что у меня было такое ощущение: ах, вы нам это запрещаете, вы не даёте «Лед зеппелин», вы считаете, что это подрывает основы Советской власти? Знаете что, укрепляйте Советскую власть другими путями, а это мы будем давать. То есть это был спортивный хулиганский интерес. Я не был членом партии никогда, я этим не горжусь, я просто констатирую. Я не был и в комсомоле. Я, вообще, аполитичный товарищ, в определённом смысле. Я не люблю коллективов: ни партийных, ни каких бы то ни было. Вот. И, поэтому, с этой стороны был такой вот интерес: ах, нельзя, так мы будем! А с другой стороны, был ещё интерес очень общественной такой значимости: действительно, мы сбивали цены, потому что мы давали по «Маяку» эти записи в чистом виде. «Маяк» великолепно звучал тогда безо всяких FМов. Вот. Люди писали и, в общем-то... Тогда, заканчивая ответ на этот вопрос, хочу сказать: мне это было интересно. Сейчас в передаче моей «Встреча с песней» звучат западные солисты и ансамбли, я эстраду имею в виду, но это классика - это Эдит Пиаф, это Шарль Азнавур, это Ив Монтан, это Фрэнк Синатра, это тот же коллектив «Лед зеппелин» и, конечно, «Битлз», конечно. Потому что, люди о них помнят и пишут. Я не занимаюсь пропагандой какого бы ни было направления в музыке. Я её люблю, видимо, как Воланд, о чём вы сказали - «от» и «до». То есть, вы засомневались, а я подумал, что нет: он любил от божественной музыки до Штрауса, всю эту амплитуду. Так же и я отношусь к музыке. Но подталкивают меня к этому - к тому, что дать, а что не давать, - письма. И когда есть интересные письма о западных исполнителях, я с удовольствием их даю наряду с российскими исполнителями, наряду с классической музыкой. Это возвращаясь к теме, которую затронул Павел Коган. Во «Встрече с песней» классика идёт всенепременно: два-три кадра из десяти - это классика. Вот.

- Это вот те передачи, которые идут на «Радио России», да?

- Да, да, это которая... передача, которая идёт 40 лет.

- Почему я вас спросил - потому что вам привет, кстати, и поздравления с праздником от имени Эмиля Пейкера - это наш слушатель, который сейчас проживает в Германии. Вот он интересно пишет, что... вспоминает, что «Встреча с песней» была его любимой передачей, которую он старался не пропустить, когда жил в России. «Сообщите, пожалуйста, как можно услышать вас в Германии», - и, кстати, пишет, что «моей любимой передачей была когда-то и программа “Запишите на ваши магнитофоны”». Так что он хорошо знаком с вашим творчеством. Эмиль Пейкер, котрый вас... говорит, он много записывал. Но вот мы уже говорили, где можно услышать в России. Где в Германии? Но вот в Германии, наверно, можно услышать только на волнах «Голоса России». Но я думаю, что, может быть, когда-нибудь Виктор Витальевич, который сейчас очень занят, найдёт время и поработать с нашей радиокомпанией. Не будем забегать вперёд и загадывать. Он человек, как видите, не очень сговорчивый...

- Опять-таки, из «Мастера» можно вспомнить: «Да, ничем ты не занят, брось трепаться, Варенуха».

- Ах, вот так даже. Всё!

- Что ни возьми, всё там есть. Занят, очень занят - да ничем ты не занят.

- Вот я напоминаю нашим радиослушателям и телезрителям, что у нас в эфире Виктор Татарский. Вот в эти дни празднования Дня Радио. И вот мы его ловим на этом слове, значит. Он свободен, он обещал не только господину Пейкеру, но и многим радиослушателям доставить такое удовольствие, что будет... поучаствует, посотрудничает с «Голосом России», а формат мы продумаем.

- Другая классика - Ильф и Петров. Монтёр Мечников: «Согласие есть продукт непротивления обеих сторон», на что Остап сказал Кисе: «Хорошо излагает собака. Учитесь, Киса». Так что об этом мы подумаем.

- Да, хорошо.

- Но мы же не ответили на вопрос нашего немецкого слушателя. «Встреча с песней» существует, идёт с периодичностью два-три раза в месяц на волнах «Радио России», не путать с «Русским радио» (две большие разницы, как говорят в Одессе), по субботам - вторая, четвёртая, пятая суббота - в 21 час 10 минут по Москве. Передаче будет 40 лет в январе следующего года, а в ноябре этого года - тысячный выпуск этой передачи. Менялись названия государства, менялись названия радиостанций, передача не сделала ни одного пропуска. Она не вписывалась во времена путчей. Вот она же не каждую неделю, а через неделю, да. Так вот, когда был первый путч в 91-м, она не выходила просто по расписанию. Это был не её день, не её суббота. Вот.

- Воланд здесь явно поработал.

- В 93-м году она тоже не пострадала, вышла спокойно в своё время и говорила, как всегда, и пела о вечном, говоря: «Ребята, и это было, и это пройдёт». Тем более, в России всё было.

- Да, но вот у нас следующий вопрос, по-моему, тоже из разряда о вечном, но, во всяком случае, о такой, неибывном. Пожалуйста.

- «Уважаемый Виктор Витальевич, здравствуйте. С вами говорит Елена Абдюханова, я - журналист. Работаю в книжном издательстве. Очень люблю радио и в свободное время с удовольствием слушаю его. Хотела бы поздравить вас и слушателей «Голоса России» с праздником - Днём радио. А вопрос у меня такой. Русская песня, по словам Бунина, всегда была частью жизни русского человека. Мы знаем, что в годы Великой Отечественной войны прекрасные песни помогали нашим солдатам побеждать на полях сражений. Вот чем, по вашему мнению, можно объяснить, что за последние 15 лет у нас в России появилось так мало хороших, по-настоящему истинно народных песен? Спасибо».

- Так народ молчит. Народ безмолвствует, как у Пушкина. А коль народ безмолвствует, то до песен ли ему? За последние 15 лет народ только озирался и думал, откуда ждать сейчас удара - отсюда или отсюда, или оставят в покое на какое-то время? Ему, ей богу, было не до песен и не до сказаний. Кроме всего прочего, всё то, что происходило последние 15 лет с Россией, недостойно, на мой взгляд, ни песен, ни сказаний, потому что это всё попытка вернуться на нормальный путь исторического человеческого развития, вернуться, а не открыть нечто новое. Вернуться в конец ХIХ века, я не имею в виду монархию, я имею в виду нормальное развитие общества. Да, к сожалению, с капиталистическими оттенками, другого не придумало человечество. Поэтому о чём тут говорить! Вот когда была война, вы правы, война потрясла всех, задела всех, и тогда запели советские песни - песни, написанные профессиональными композиторами и поэтами, но они нашли сразу отклик в сердцах, потому что они писались искренно. И слушая их, человек сопереживал настроению песни и её героям. А что касается 15 лет последних и ещё, может быть, 15-ти, а то и больше, это идёт процесс реконструкции, рабочий тяжёлый процесс. Сейчас не позавидуешь ни правительству, ни президенту, никому из всех, кто взвалил на себя ответственность за всё это дело. А народ? Что ж, народ. Народ всегда безмолвствовал - и при Пушкине, и при Борисе Годунове, ну, и как-то так, вот в такие периоды ему не до песен.

- Кстати, вот вы интересную тему затронули, такую историософскую, даже я бы сказал, связанную с культурой. Вот недавно мы в связи со 150-летием героической обороны Севастополя выпустили такой диск, который, по сути дела, реконструирует те песни, как они пелись вот во времена войны.

- Тогда.

- Война и защита Севастополя, так называемая Крымская или Восточная, породила целый эпос, как оказалось. У нас нашёлся один такой хор уникальный в Петербурге, который восстановил по старым нотным записям, ещё очевидцы как-бы записывали...

- Очень инетерсно!

- Поскольку многие офицеры владели нотами, и мы сегодня вам подарим обязательно этот диск. Там аутентичное пение. Его, может быть, не будешь так слушать, знаете, один номер за другим, но что интересно: прошло столько времени и вот в дни празднования этого юбилея на площади (этот хор приехал из Петербурга далёкого, приехал и на этой площади севастопольской выступил) молодёжь забыла про пиво, и вся площадь, не двигаясь, прослушала эти, в общем, ну, такие чисто исторические, даже с элементами воспроизведения какой-то такой культуры, к которой мы, ну, как будто, уже давно не привыкли. И молодёжь стояла и не уходила с площади Севастопольской. И это говорит о том, что, ведь всё-таки созвучно... вот когда искренность есть в искусстве, то оно не знает временных рамок и расстояний. Это иллюзия, что для молодёжи нужна только попса, там, тяжёлый рок, металл...

- Нет, нет нет, за всё это отвечает старшее поколение.

- Да.

- Всегда. Вот правы. И, возвращаясь к тому нашему разговору насчёт народных песен и отклика на события. Видите, 150 лет прошло, а почему героическая оборона Севастополя? Да, она героическая, но ведь мы проиграли тогда город, город же был сдан, вы понимаете, фактически. И это до сих пор болью отзывается...

- Южная часть только города...

- Южная часть города. Да, отзывается в сердцах российских. И это затрагивает молодое поколение. Почему сейчас вот такая... такое отношение к Севастополю между нами и Украиной и вообще, вокруг этого много всего? Да вот потому... потому, что это российская история. И вот когда это искренне было, какие-то интересные люди искренне этим заинтересовались и воплотили это, то это не могло не тронуть и ребят молодых.

- Мы сами, честно говоря, не ожидали такого вот эффекта. Мы думали: придут люди, ну, очень такие рафинированно интересующиеся этой темой отдельно. Ну, как мы с вами, скажем так... У нас есть ещё вопрос из Германии. Давайте попробуем на него ответить.

- «Guten Tag, Tanja Lenz... Здравствуйте. Говорит Таня Лёнц из Дрездена (Германия). Уважаемый господин Татарский, я слышала, что в России за последние несколько лет благополучно открылись и закрылись мюзиклы, которые на западных сценах идут десятки лет. Почему, на ваш взгляд, в России они не прижились? Спасибо за ответ».

- А по той же самой причине, Таня, почему не прижился хор имени Пятницкого, вернее вариации на его тему в создании, допустим, в Великобритании или в Германии. Но это не ваше, так и это не наше. Ну, не наше понятие «мюзикл» - «мюзикАл», как у нас произносят часто. Дело всё в том, что, если серьёзно говорить, то мюзикл должен сочетать в себе виртуозную блистательную музыку (ну, хотя бы три-четыре мелодии, которые пронизывали бы мюзикл, что есть в лучших английских и французских мюзиклах), отличное актёрское владение голосом, пластикой, хореографией и драматическим искусством (видите, как много всего). И потом тема, которая затронута, она, конечно, может быть общей (Ромео и Джульетта), конечно, но выражено это должно быть в форме, понятной народонаселению, так сказать, в данном случае российскому, и на языке оригинала. Мюзикл не терпит переводов. Вот почему у нас все переводы мюзиклов западных образцов, они сразу выглядят какой-то Лайзой Минелли для бедных. То есть, совершенно,что-то то, да, не то, музыка вроде та, да не та, а потому что язык не тот. А это всё очень важно, потому что «My Fair Lady» - «My Fair Lady», а не «Моя прекрасная леди». Эк! Вот, что-то да и да!.. Бернарда Шоу «Пигмалиона» можно перевести (у нас блистательный перевод «Пигмалиона» идёт в Малом театре, в «Современнике»), а вот мюзикл - нет, не получается, потому что это не наши корни, к сожалению. И вот это сочетание всех компонентов, о которых я сказал, мало кому удаётся.

- Вы знаете...

- Это просто не удаётся в России.

- Вы знаете, я только могу согласиться, поскольку недавно сам (я вообще, не большой любитель мюзиклов, я вот люблю как-бы по телевидению посмотреть вот такие старые мюзиклы как «My Fair Lady»), наши коллеги из Би-Би-Си, когда мы приехали в Лондон не так давно, повезли нас на очень популярную площадку в Лондоне. Там показали очень популярный мюзикл, правда, он перекочевал из Соединенных Штатов. И там, вы правы, лейтмотивной мелодии, которая бы проходила, нет. Блестящая игра артистов, очень выдающаяся, я бы сказал, пластика, очень современные есть такие как бы... ну, аллюзии там изображаются, так скажем, некоторые сексуальные меньшинства пластические на сцене... И вот почему, например, я не мог просидеть до конца, хотя было любопытно? И вот почему это не привилось, вот как вы говорите, что это не наше. Там обыгрывается тема нацизма, то есть высмеивается там Гитлер с усиками на фоне всего этого. Идея тоже какой-то драматической постановки. Вот наш народ, который всё-таки ещё в памяти сохранил трагедию, и сколько эти усики и это понятие нацизма и свастики, в которых он там вышагивает, это комический практически прообраз нацизма, нациста, - что... это не смешно, потому что, на самом деле это столько горя...

- Конечно.

- Было принесено...

- Конечно, это не темя для...

- Что даже чаплинский фильм, он всё-таки высмеивал, это была всё-таки пропаганда, хоть это великий артист. Что наша аудитория бы это совершенно не восприняла бы сущностно. Ну, какие-то люпмены всегда найдутся, конечно. Я имею в виду люпмены не по социальному, а по эстетическому, так сказать, своему воспитанию. Но, в принципе, вряд ли, вряд ли это возможно было... успех этого мюзикла в России. Плюс то, о чём вы сказали, и я могу подтвердить, музыкальный ряд весь подстроен под пластику, весь подстроен самодостаточно под хореографию, весь подстроен под сюжет. И вот название «мюзикл», казалось бы, содержит понятие музыкальности, вот музыкальности там, к сожалению, меньше всего. Поэтому я вот с вами как бы согласен. И содержательно, и формально трудно себе представить, что вот этот популярнейший, там очереди за билетами, там трудно попасть, все, значит, считают это очень престижным. Но вы правы. Я не могу себе представить...

- Нет, это всё не надолго по всем причинам, о которых мы с вами сейчас говорим.

- Виктор Витальевич, вот чтобы завершить нашу передачу, может быть, стандартная такая, в общем... стандартный подход, но в день праздника, что бы вы хотели пожелать нашим радиослушателям, радиослушателям радио в широком смысле слова? Я не буду перечислять отдельные каналы, то есть не только радиослушателям «Голоса России» или «Маяка», на волнах которых идёт эта передача, а вообще радиослушателям в большом собирательном смысле этого слова.

- Высокого профессионализма радио, в первую очередь, я желаю слушателям, потому что им тоже вряд ли уютно, когда к ним обращаются на «ты» и когда с ними... им рассказывают анекдот двадцатилетней давности и шутят весьма сомнительным способом. Я хочу пожелать нашим слушателям, чтобы с ними разговаривали достойно, как с достойными собеседниками, совершенно неважно - с Марией Петровной из Караганды или с академиком из Петербурга, совершенно на одинаковом, достойном, уважительном уровне, чтобы не заигрывали с ними, не сюсюкали мерзко совершенно. Не обращались к ним бесконечно «дорогие друзья», а у каждого человека есть имя, отчество, фамилия. Вот и всё. Чтобы уровень отношений между людьми у нас в обществе, а это в первую очередь зависит от радио и телевидения, был бы выше. К сожалению, в течение десятилетий нам прививали чувство коллективизма, разрушая чувство индивидуальности, уважения к личности, к тому, что один человек может быть не похож на другого и не обязан быть похож. И нужно это уважать и считаться с этим. Вот когда радио и телевидение достигнут нормального, хотя бы элементарного в этом смысле уровня, я думаю, что и наши радиослушатели, о которых вы сейчас сказали, они почувствуют в достаточной степени уважение к себе.

- Ну что же, от себя хочу тоже поздравить радиослушателей и присоединиться к моему коллеге Виктору Татарскому, заслуженному артисту России, который отвечал на ваши вопросы - вопросы наших слушателей, присоединиться к поздравлениям и пожеланиям. Большого вам Радио. Успешных программ и как можно больше радости и мыслей хочу пожелать вам, когда вы слушаете радио. Всего доброго. Вел передачу Армен Оганесян. До новых встреч.

- Всего хорошего!

Армен Оганесян, программа «Vis-a-Vis с миром» радиокомпании «Голос России»