Виктор Татарский:
«Мне всегда было интересно заниматься тем, чем никто не занимается»

Премьера интервью Виктора Татарского журналисту Олегу Шевкуну, состоялась в декабре 2014 года в эфире интернет-радиостанции Всероссийского общества слепых.

Олег Валерьевич Шевкун - радиожурналист, преподаватель, переводчик, специалист в сфере адаптивных технологий для незрячих и слабовидящих, в 2010-е годы ведущий цикла программ радиостанции ВОС «Беседка», рассказал веб-архиву передачи «Встреча с песней» о том, как удалось пообщаться с Виктором Витальевичем Татарским, голос которого покорил его ещё с детских лет:

«Что такое радио? Авторитетный рупор незыблемых истин? Ненавязчивый фон в машине или торговом центре? А может быть, всё-таки собеседник? Умный. Интеллигентный. Чуткий. Тактичный. Таким собеседником была “Встреча с песней”. Таким собеседником был её автор, Виктор Татарский.

1975 год. Мне шесть лет. Родители на пару дней уехали, оставив меня у кого-то из родственников. Смеркается. Скучно, грустно и одиноко. Включаю радиоприёмник. И тут - невероятного обаяния голос: “Здравствуйте, товарищи. В эфире «Встреча с песней»”. Я знал этот голос. Отец регулярно слушал “Встречу”; но до меня она как-то не доходила. А вот тут вдруг дошла. Виктор Витальевич стал и моим собеседником, и я ощутил себя одним из его слушателей.

1985 год. В Москве только что прошёл Фестиваль молодёжи и студентов. Ветры перемен уже угадывались в воздухе. Пятница, 21:00. Я снова включаю радиоприёмник. “Встреча с песней”, Виктор Татарский. Звучат ранее не исполнявшиеся музыкальные произведения. Постепенно приходят новые интонации. Но “Встреча” остаётся именно СОБЕСЕДНИКОМ. Она верна себе.

1995 год. Я далеко от России. Включаю радиоприёмник, ищу знакомый голос, теперь уже на коротких волнах. Вот он! “Встреча с песней”. Привет из далёкого дома! И среди раздражающих помех и крикливой рекламы снова звучит голос СОБЕСЕДНИКА: тихий, спокойный; иногда ироничный и чуть печальный; и всегда - искренний, доверительный.

Но знаете что? Я всегда хотел побеседовать с ним лично. Услышать Виктора Витальевича просто как человека, а не только известного актёра и ведущего “Встречи”. Хотел просто спросить его “про жизнь”.

2014 год. Я сижу в студии “Радио ВОС”, официальной интернет-радиостанции Всероссийского общества слепых. А на другом конце телефонной линии - Виктор Витальевич Татарский. Что он сейчас будет делать? Как поведёт беседу с никому неизвестным журналистом небольшой интернет-радиостанции? В конце концов, Виктор Татарский - это ведь МЭТР! А вдруг он будет свысока поучать жизни? Или, может быть, просто накидает кучу стандартных фраз, чтобы побыстрее отделаться от этого интервью? Но нет! Виктор Витальевич остался СОБЕСЕДНИКОМ, каким я знал его все эти годы. Мудрым. Убеждённым. Несколько жёстким. Порою ироничным. Умеющим сначала услышать, а уже потом говорить. И неизменно любящим эти встречи - и с песней, и с людьми. Вот таким я его и запомню».

О.В. Шевкун, февраль 2023 года

«Беседка», выпуск 73, радиостанция ВОС, 4 декабря 2014 года. Ведущий - Олег Шевкун, звукорежиссёр - Анна Пак.

Олег ШЕВКУН - Здравствуйте, дорогие друзья! В эфире «Беседка» здесь, на радио ВОС – официальной интернет-радиостанции Всероссийского общества слепых. В студии Олег Шевкун, а на связи у нас по телефону... впрочем, нет... Человеческий голос – удивительный инструмент. Непонятный, таинственный инструмент. Инструмент, на котором можно играть. Инструмент, с которым можно работать. Причём, не только в пении – в опере, на эстраде, но и в разговорном жанре. Однако, иногда случается, что человек растворяется в своём голосе, человек растворяется в радиоэфире. Потому что, сорок лет жизни, а то и пятьдесят лет жизни занимается радиопередачами. Занимается радио-, как сейчас говорят, проектами. Сегодня с нами человек, который для многих растворился в голосе. Попробуем с этим что-то сделать, попробуем побеседовать с этим человеком, который любезно согласился зайти по телефону в нашу «Беседку». Виктор Витальевич Татарский, добрый день!

Виктор ТАТАРСКИЙ - Добрый день.

Олег ШЕВКУН - Скажите вас не обижает, когда я говорю человек, растворившийся в голосе - голос знает вся страна...

Виктор ТАТАРСКИЙ - Нет, меня это не обижает. Я просто не очень понимаю этого художественного определения, но оставляю его на совести автора, это определения, пожалуйста.

Олег ШЕВКУН - А не понимаете, почему? Что вас напрягает в нём?

Виктор ТАТАРСКИЙ - Ничего не напрягает, но просто нужно, видимо, столь серьёзное философское определение осмыслить, так сразу трудно.

Олег ШЕВКУН - Если большинство россиян не знают, как вы выглядите, вы идёте на улице, у вас наверно, ну, не так часто просят автографы, не появляется у вас такого сожаления: надо было когда-то пойти на телевидение, надо было когда-то больше поиграть на сцене, поработать на сцене...

Виктор ТАТАРСКИЙ - Олег, я сожалею, что вы не полностью знаете весь спектр моей работы, я ведь семь лет на телевидении был в кадре...

Олег ШЕВКУН - Я в курсе...

Виктор ТАТАРСКИЙ - Позвольте, понимаю, что для вашей аудитории, это так сказать, немножко в стороне, но я вёл цикл «История одного шедевра» по Первому телевизионному каналу в конце 90-х - начале 2000-х годов. Это была Третьяковская галерея, Русский музей петербургский и музеи Московского Кремля. Этот цикл продолжался семь лет. Да, ко мне иногда подходили на улице, но ничего, кроме чувства неловкости, при этом я не испытывал... Так что, то обстоятельство, что сейчас я могу совершенно быть от этого свободным, меня вполне устраивает. Мне не нужно это всё... то, что некоторые, так сказать, по этому поводу беспокоятся, думают об этом, нет, нет, «это всё мимо, мимо», как писал Гоголь.

Олег ШЕВКУН - У вас актёрское образование. Помогает по жизни, мешает по жизни, оно как?

Виктор ТАТАРСКИЙ - Ну, я не знаю. Вы ещё не сказали о том, что ведь я в течение тридцати лет, как минимум, выходил на сцену со своими актёрскими, чтецкими программами и, причём, на большие залы. В Москве это были и зал Чайковского, и зал Дома учёных, и библиотека имени Ленина, и так далее. В Петербурге и в Ленинграде, тогда – Театр эстрады, ну и в других городах, в Киеве... Я бывал на сцене много раз. У меня были и гастрольные поездки, и постоянная филармоническая деятельность, актёрская именно, то есть, где я работал по своей основной специальности. У меня диплом «Актёр театра и кино». А что касается радио, то там надо всё актёрство убрать! Абсолютно! Сейчас иногда по радио идут мои чтецкие программы, где я автор композиции. И там можно, там, если в этом есть необходимость, да. Например, во «Встрече с песней» убирается любое актёрство, там это совершенно ни к чему, это мешает и не нужно. Так что, к этому нужно относиться индивидуально.

Олег ШЕВКУН - Кстати говоря, Вы ведь выступали и на сцене того здания, где находится редакция радио ВОС...

Виктор ТАТАРСКИЙ - Да, да, да...

Олег ШЕВКУН - ...тогда это был Дом культуры Всероссийского общества слепых. Читали вы Булгакова и мне довелось это слышать.

Виктор ТАТАРСКИЙ - Да, да, да... Было и так...

Олег ШЕВКУН - Ну а ваше попадание на радио, ведь «Встреча с песней» - это шестьдесят седьмой год, конец шестьдесят седьмого года...

Виктор ТАТАРСКИЙ - Начало.

Олег ШЕВКУН - Начало, январь. Это был первый ваш проект, или вы уже работали на радио?

Виктор ТАТАРСКИЙ - Нет, до этого я работал. Я работал в Мурманске, там открывалась студия телевидения. Я там работал и на радио, и на телевидении. Это было ещё до того, как я пошёл учиться в театральный институт. А до этого, до Мурманска, была Астрахань, был театр имени Кирова, драматический театр, где год попробовал, посмотрел, что это такое и сказал себе, что нет... Я в театральный институт поступлю. Я его закончу, но в театр я не пойду. Мне не нужна эта потрясающая, дикая совершенно зависимость от режиссёра главного, от режиссёра очередного, от их жён, от всяких народных и заслуженных. И поэтому я уже тогда определил своё направление. А кто же, как не радио, может дать относительную свободу, несмотря на цензуру, которая была. Всё-таки ты один и перед тобой звукорежиссёр, то вполне достаточно.

Олег ШЕВКУН - Но, во-первых, нет глаз аудитории, нет энергетики зала...

Виктор ТАТАРСКИЙ - Вы ошибаетесь. Передо мной письма, а в письмах почерк... конверт. Я по почерку определяю характер человека... Ну, мужчина или женщина, возраст, характер. И этот контакт происходит, и несмотря на то, что я дома готовлюсь к передаче, я не знаю, как я отреагирую у микрофона, это будет зависеть от моего восприятия письма, его автора сиюминутно, как вот сейчас я в субботу в одиннадцать часов утра, я обычно начинаю работу. Вот в это время при моём состоянии, настроении, как я буду с ним общаться. Так что, есть энергетика, а письма очень заряженный продукт.

Олег ШЕВКУН - Ну и с другой стороны, Вы говорите об относительной независимости. Сейчас возможно, но тогда, в шестидесятые годы, ведь, наверное, и редактор, и главный редактор, и председатель Комитета по телевидению и радиовещанию, заместитель...

Виктор ТАТАРСКИЙ - Ну, да, а куда было от этого деться, это мы оставляем за скобками. Понимаете, у нас сейчас много таких борцов с тем режимом... Надо было его обманывать, обходить, обводить. Да, из передачи вырезали до десяти минут, как правило, текста, а иногда и песню вырезали по разным соображениям. Ну и что? Это была борьба. Ничего... спортивная борьба. Надо было это учитывать.

Олег ШЕВКУН - А как оно всё началось, ведь жанр необычный. Это сразу не был концерт по заявкам, это было сразу нечто более серьёзное. Вот как пришла идея, ваша идея. Или вам предложили к этому присоединиться?

Виктор ТАТАРСКИЙ - Нет, нет. Это идея моя. Я придумал и название этой передачи, и начал её вести. И веду её, вот скоро будет пятьдесят лет, через два года. Как менялось название государства, менялось название радиостанций, но передача оставалась. Она... у неё не было ни единого пропуска. Как пришло в голову?.. Не знаю, но где-то подсознательно, я почувствовал, что интересно вызвать людей на разговор и песня была здесь не причиной, а поводом. Поводом для того, чтобы поговорить с людьми. А ведь тогда было ещё очень много фронтовиков, которым было, что рассказать. Я вообще людей, поживших в нашей стране, которые застали и тридцатые годы кошмарные, я имею в виду массовые репрессии в стране, потом войну, потом послевоенное непонятливое время... Ну и у них было, что рассказать. Поэтому... Я-то родился перед войной и прожил всю войну в блокадном Ленинграде, в детском доме. Мать меня туда отдала. Я был причастен ко всему этому, несмотря на то, что, конечно, сам я войну не помню. Я помню только День Победы 9 мая 1945 года на набережной Невы. Так что, я себя чувствовал всегда имеющим отношение ко всему тому, что происходило с моим народом, с моей страной. И мне показалось, что это может быть интересно. Это и случилось. Так что, так. А как именно это произошло, не знаю. Ещё раз говорю, это было некоторое подсознательные такое решение.

Олег ШЕВКУН - И люди откликнулись, и люди стали писать письма, и люди стали доверять. И вот тут «ножницы» - с одной стороны жанр письма, жанр переписки. Он глубоко личный индивидуальный. Вот я и тот человек, которому я пишу. С другой стороны, вы выносили эти письма на всю страну. Вот это сочетание: я получил личное письмо и мне сейчас нужно прочитать его в эфире, где будут слушать миллионы человек, оно вас не напрягало, не напрягает?

Виктор ТАТАРСКИЙ - Нет, но я просто учитывал, то обстоятельство, что письмо должно быть интересно не только тому, кто его пишет, не только даже мне, хотя это обязательно, но и другим людям, чтобы оно затрагивало интересы других людей. Понимаете, когда люди живут в одной стране, у очень многих случается, происходит то, что происходило, происходит у автора письма. То есть, это явление массовое, как правило. Это касается и личных вещей, и общих, которые затрагивают, так или иначе, судьбы всех людей. Поэтому нет, ничего. Я убирал из писем просто общие слова, излишние восторги в свой адрес, ну или в адрес передачи и оставлял суть, которая должна была быть интересна другим.

Олег ШЕВКУН - Письма бывают разные. И существует такое явление как привыкание. Когда слишком много читаешь о трагедиях, слишком много читаешь о боли, перестаёт болеть. Есть некая опасность стать циником...

Виктор ТАТАРСКИЙ - Нет, нет, нет. У меня есть масса недостатков, но цинизмом, я никогда не страдал, не было у меня этого и нет. А что касается привыкания... Ну, вот я сижу сейчас за столом и у меня разложены письма для очередных «Встреч...», которые я продумываю. Это постоянная работа, я провожу её обычно с утра, дома. Конечно, письма надо читать в хорошем настроении, в нормальном состоянии. Если ты заряжен отрицательной энергетикой, лучше к письмам не прикасаться, тем более, что и некоторые письма несут в себе отрицательную энергию. Их, правда, немного, но они есть. Руки надо мыть и перед работой с письмами, и после.

Олег ШЕВКУН - И песни... Ведь когда вы начинали программу, не было возможности просто зайти в интернет, в Яндексе или где-то ещё ввести название песни... А были удивительные случаи. Вот «...Я помню песню, в которой были такие слова...» и эта песня раскапывались. Как? Кто вам в этом помогал? Вот сам процесс раскапывания песен во времена до интернета и что изменилось сейчас?

Виктор ТАТАРСКИЙ - Прежде всего, тогда поначалу, в 60-х – 70-х годах ещё были живы композиторы и поэты. Был жив Леонид Осипович Утёсов, с которым мы общались частенько, Никита Владимирович Богословский, Николай Константинович Доризо – поэт... Что-то я спрашивал у них, о чём-то догадывался сам со временем, конечно, не сразу. У меня есть знакомые филофонисты, которым я по телефону передавал содержание песни, либо её текст и говорил: «Вы не можете припомнить, что это могло бы быть? Период примерно такой, если есть слова, то слова вот такие...» Ну и это дело филофонистов тоже было, им было интересно это. Так, что, постепенно, постепенно накапливался этот багаж поисков. Ну а потом пришло время, вот сейчас, например, когда уже мне никто ничего не может подсказать и я должен рассчитывать только на себя, догадываться...

Олег ШЕВКУН - И дальше шла работа с песней, насколько я понимаю, её восстановление, её приведение, в какое-то эфирное качество по звучанию, насколько возможно.

Виктор ТАТАРСКИЙ - Ну, не всегда. Ничего страшного, если в эфире звучит песня и слышен шип пластинки, это неплохо. Главное, чтоб были слышны слова. Если слов не разобрать, они не слышны и забивается всё, я вообще вынужден не давать её в эфир просто. Главное - это слова в песне, чтоб было понятно, о чём поётся. А так, какие-то недостатки временные, ну, они естественны. У меня бывают граммофонные пластинки конца девятнадцатого века. В эфире редко, но бывает. Поэтому, их надо оставить в том виде, в каком они есть. Особенно стараться и очистить не надо, потому что в процессе этой очистки могут уйти полутона так называемые.

Олег ШЕВКУН - А приходилось согласовывать песни с начальством?

Виктор ТАТАРСКИЙ - А что значит приходилось? Всё было под начальством и под цензурой. У нас цензурный комитет был - семь или десять человек, на каждый день свой цензор. И кроме этого, ещё и вкусы начальства. Всё это влияло. Ну... я уже вам сказал, что мне приходилось как-то объяснять, иногда обманывать, а как же, иначе невозможно было, они на всё бросались. Просто невозможно. Даже не столько на музыку, сколько именно на тексты. Им это казалось, в этих текстах - подрывы основ социалистического государства. Ну, вот, мне приходилось как-то обходить это и объяснять, что это не так. Ведь антиалкогольные кампании влияли, даже пушкинские строки, «Поднимем бокалы, содвинем их разом...» подвергались цензуре, цензурным чисткам. Нельзя было давать эти строки в романсе, понимаете? То есть, это на каждом шагу было...

Олег ШЕВКУН - Ведь вы не были, извините за слово, антисоветчиком, просто были думающим человеком, вы любили и любите...

Виктор ТАТАРСКИЙ - Да не был я ни советчиком, ни антисоветчиком! Я не был в комсомоле, я не был в партии, но я и не делал никакой карьеры. Сами понимаете, что без этого обстоятельства, без партийности ни о какой карьере в системе Гостелерадио СССР и думать не нужно было. Я и не думал об этом, я занимался спокойно своим делом, вот и всё. И помнил слова Льва Николаевича Толстого: «Делай, что нужно и пусть будет как будет, что будет». Спокойно заниматься своим делом, больше ничего не нужно, а антисоветчиком, нет, никаким я не был. Я только не мог простить сталинскому режиму убийство в мирное время миллионов людей, не мог и сейчас не могу простить. И не понимаю, когда из этого господина делают культ до сих пор.

Олег ШЕВКУН - В 70-е годы - это ещё одна программа – «На всех широтах». Программа существовала относительно недолго по сравнению со «Встречей...», конечно...

Виктор ТАТАРСКИЙ - Но, прежде всего, программа называлась «Запишите на ваши магнитофоны». Это начало семидесятых годов. Программа существовала в трёх вариантах в течении пяти или шести лет и её закрывали дважды. И на третий раз я её закрыл сам, когда руководство стало требовать, чтобы из семи песен там шесть было бы из стран соцлагеря. А о какой стране соцлагеря может идти речь, когда я хотел давать и «Битлз», и давал. И «Лед Зеппелин». Ну, и пришлось закрыть самому, а до этого дважды закрывало начальство. В газетах наших появлялись статейки под названием, что вот у Виктора Татарского в эфире Всесоюзного радио идёт что-то... какие-то странные песни, которые призывают пить шампанское... Ну бред, конечно, какой-то! Речь шла о какой-то французской известной песенке в исполнении Монтана или Пиаф. Ну, вот такие вот вещи. Их тоже приходилось переживать. Это очень болезненное было дело с этим циклом, особенно «Запишите на ваши магнитофоны». Потом она назвалась «На всех широтах», но это было потому что, как газеты в революцию закрывали, и потом она выходила под другим названием и уже вроде было можно какое-то время, а потом опять результат был тот же. Но, тем не менее, несколько лет передача была в эфире по «Маяку», по воскресеньям в 14:05, как помню сейчас. И её слушала молодёжь, в первую очередь, конечно, по всей стране, действительно, очень массовый был интерес. Ну, потому что «Голос Америки», «Би-Би-Си» глушили, где передавали эти песни. Потом, они передавали с политикой, а здесь не было никакой политики, здесь просто коротко, чётко, ясно давалась информация об авторах, об исполнителях и о произведении.

Олег ШЕВКУН - Ещё один радио проект - программа, которая жила существенно дольше. И вот она-то была с политикой. Для меня всегда этот проект представлял некую загадку. Это «Музыкальный глобус».

Виктор ТАТАРСКИЙ - Да. Но там я был, пока была жива Екатерина Павловна Тарханова (она придумала эту передачу, и она была её автором), я там был ведущим в течение, там, двадцати пяти лет, а когда Екатерины Павловны не стало, мне пришлось эту передачу взять под своё крыло, и я был её режиссёром ещё в течение десяти лет. Она была в эфире 35 лет. Я вообще, если я чем-то занимаюсь, то я занимаюсь долго. Я продумываю, насколько перспективен тот или иной, как сейчас говорят проект (терпеть не могу этого слова!), но, тем не менее. И «...глобус» был перспективным проектом, но ещё раз повторяю, я был там ведущим только до конца жизни Екатерины Павловны, а «Встреча...» через два года будет отмечать, если будет, если доживёт, Бог даст, 50 лет, телевизионный цикл шёл 7 лет. Во всяком случае, всё, чем я занимался, имело перспективу. Так что, «...глобус», да, это была музыкально-политическая передача. Ну что же, «à la guerre comme à la guerre»*, ничего страшного. Ну, кстати, она была прилична. А вот когда Екатерина Павловна Тарханова просила меня прочитать текст после полёта кого-то из космонавтов очередного, где был такой перевод... Перевод, потому что это иностранцы пели, что мы были в космосе, и мы не видели там никакого Бога, и никакого Бога, там нет и всё такое... Я сказал, я этого читать не буду. Передал своей соведущей Маше Ключниковой. Она сказала: «Витя, ну что вы, я же уже бабушка, Господь с вами...». Я говорю: «Ну, и я не буду читать, Екатерина Павловна». Она говорит: «Ах, так! Ну, значит вообще...» И мы расстались на некоторое время. То есть, далеко не всё я произносил вслух перед микрофоном из того, что мне предлагалось. Да, ещё раз подчеркиваю, что заниматься надо только тем, автором чего ты являешься. Я имею в виду в средствах массовой информации, на радио в том числе.

Олег ШЕВКУН - И вот 85-й – 86-й год. Понеслось, закрутилось... Страна менялась, «Встреча...» менялась. Я помню свой шок, когда в середине 80-х вдруг услышал во «Встрече с песней» «Гоп со смыком»! У меня были вопросы по поводу вкуса, но да, это ладно. Самый главный вопрос, как оно прошло? А потом стало проходить и второе, и третье, и пятое... Для вас это время конца 80-х, оно было скорее в плюсе или скорее в минусе? И почему?

Виктор ТАТАРСКИЙ - Ну, прежде всего, что касается «Гоп со смыком», «Мурки» и так далее. Понимаете, там был сюжет, там автор письма... и потом я ещё цитировал кинорежиссёра одного, сейчас не помню его фамилию, который рассказывал о том, как Утёсов пел в Кремле, со слов Леонида Осиповича. И когда Сталин попросил его и «Мурку», и «Гоп со смыком»... Тот сказал: «Мне запрещено это петь». - «Ничего, ничего, здесь споёте» и так далее. Там был сюжет определённый, довольно любопытный, показывающий, как... что можно для одних, чего нельзя для других, ну... Это что касается вот этих классических одесских номеров, первым исполнителем которых в записи был Утёсов. Но это хорошо с той точки зрения, что если сравнить сейчас с нынешним «блатняком», то это и пошло, и бездарно, и неинтересно ни с какой точки зрения. А там всё-таки был... потом, там был какой-то образ. Тот же Утёсов пел эти песни, которые исполнял его герой в спектаклях эстрадного театра – Сенька Шпырь, там такой вот, какие-то были персонажи, которые это пели. То есть, это была прикладная музыка для определённой части. Теперь, что касается вашего вопроса насчёт того, как я воспринял... А как я мог воспринять 85-й, 86-й год и Горбачёва, когда при нём почти сразу на меня перестала давить цензура, когда уже не десять минут вырезали из передачи, из часовой, а три или две, а то и вовсе потом перестали вырезать. Конечно, я воспринял эти перемены с благодарностью, потому что, для меня самое главное, это дело, работа. Ну а то, что пришлось жить несколько в иных условиях и... что касается каких-то вопросов материального обеспечения, они меня никогда особенно не волновали. У меня очень небольшие запросы. И мои способности всегда шли впереди потребностей. Извините за эту нескромность, но, действительно так. Поэтому, меня это не очень угнетало. Вот так. А вообще я воспринял хорошо и Горбачёва, и Ельцина потом. Для всего своё время. Я думаю, что вообще история, она всё расставит на свои места. Уйдут эти эмоции, и каждому будет воздано по заслугам.

Олег ШЕВКУН - Виктор Витальевич, а ведь вы, как мне кажется, лукавите, потому что именно в позднее горбачёвское время, в ранее ельцинское время пошли письма от людей, которые не могли свести концы с концами - те самые фронтовики, те самые ветераны, которые не понимали, как им вообще жить дальше? Именно тогда в горбачёвское время, в начале ельцинского времени «Встреча с песней» исчезла с первой кнопки, потому что Первая программа Всесоюзного радио исчезла с первой кнопки...

Виктор ТАТАРСКИЙ - Так она просто сама по себе исчезла, Первая программа Всесоюзного радио. И Всесоюзное радио исчезло. Ну и что? Было «Радио Останкино», называлось потом «Радио 1», всё равно, существовало, так сказать, отечественное радио некоммерческого типа. А что касается писем о том, что как тяжело людям живётся, так им всегда тяжело жилось...

Олег ШЕВКУН - В 70-е годы были такие письма?

Виктор ТАТАРСКИЙ - Были. Были! Я не мог их публиковать в эфир, да и не хотел, потому что и так мрак в стране всегда у нас превалировал, и я не хотел уж очень сильно портить настроение людям. Зачем? У каждого свои проблемы. А до этого шли письма о репрессиях 30-х годов. Они и до сих пор идут, эти письма. Всегда были люди, которые писали... люди, которым тяжело живётся. Что делать? Страна такая. Тут ничего не попишешь. В любой период... Назовите мне период счастья и процветания в нашей великой стране. Я его не помню, хотя я прожил-то уж 75 лет.

Олег ШЕВКУН - Так, «хрущёвская оттепель», допустим, до 70-го года...

Виктор ТАТАРСКИЙ - Да, да... Но это же больше разговоров об этой оттепели. Вспомните Никиту Сергеевича 1962 года – разнос в Манеже, его просто хулиганское поведение не только в нашей стране, но и за рубежом... Ну, что это такое?!

Олег ШЕВКУН - Но это отдельные инциденты на общем, положительном фоне...

Виктор ТАТАРСКИЙ - Общее положительное было только в том, что он, слава тебе, Господи, выпустил миллионы людей репрессированных. Это да. Не всех, но многих. И как писала Ахматова, «скоро половина России будет встречать тех, кого они посадили». Да. Ну так, чтобы уж переоценивать слишком Хрущёва, тоже не стоит. Я понимаю это спокойно, отношусь ко всему этому, потому что нельзя требовать здесь от людей чего-то невозможного, чтобы он был и политиком великим, и экономистом. Ну, нет у нас во главе государства доктора экономических наук, который должен был бы быть. Нет такого, что поделаешь... Как-то не... он забирается на другие высоты, где-то, как-то, но не во властные структуры. Ну, не проходят они у нас туда. Я не знаю, в чём тут дело, а ведь государством должны руководить очень умные политики, стратеги в политическом, дипломатическом и в экономическом смысле, в первую очередь, но у нас с этим туго, что ж тут поделаешь...

Олег ШЕВКУН - Это что, особенность национального характера, такая, не знаю, вспыльчивость, эмоциональность...

Виктор ТАТАРСКИЙ - Ну, я не знаю. Это, наверно, исторические всё... Триста лет дому Романовых, вся эта история России... посмотрите туда, пойдите туда, в глубь веков и вы увидите, что это, в общем-то, как всегда было. Ну, вот сейчас прошёл весьма идеализированный сериал про Екатерину II**, но... мы уже считаем за благо, что вот она всё-таки многое сделала для России. Да, в каком-то смысле, да. Но тоже ведь, тоже сомнительно всё это было... Я не говорю о Петре, который просто на костях людей построил Петербург. Всё это было всегда в нашей стране. И тут... К этому надо привыкнуть. Ничего другого, видимо, не будет. Так что, требовать что бы то ни было... от руководства страны очень трудно. Надо спокойно к этому относиться и понимать, что мы живём там, где мы живём.

Олег ШЕВКУН - А не возникало желание уехать?

Виктор ТАТАРСКИЙ - Нет, никогда. Никогда, просто потому, что я понимал, что моё основное занятие - это русское слово, русская речь и, более того, общение с людьми, которые живут в России, которые говорят на моём языке и ни в каких других странах я, конечно, не знал бы, чем заняться. Хотя меня приглашали и в посольство Соединённых Штатов, и великобританское, в английское посольство не ходил, просто потому что я знал... Это было, когда вот особенно популярна была передача «Запишите на ваши магнитофоны». Я говорю: «Ну, ребята, вы ещё это будете мне использовать, и вообще мне закроют тут всё на фиг. Так что, не надо, не пойду я к вам». Ну, тем более, что для меня... у меня никогда и мысли не возникало, никогда, об отъезде.

Олег ШЕВКУН - Я вот сейчас себе представил: Виктор Татарский в дуэте с Севой Новгородцевым в конце 70-х... Не получается как-то - разные типажи, разные подходы.

Виктор ТАТАРСКИЙ - Но Сева Новгородцев, с которым мы беседовали недавно по каналу одному телевизионному, он сказал: «Ну, сначала был Виктор Татарский, а потом уж я». Я говорю: «Да, но у нас были разные задачи и разные судьбы, в том смысле, что вы-то, извините, грубо говоря, отвалили, а я остался здесь работать, так что... Это, что касается Севы Новгородцева. Ну да, там несколько иной... Вот там он без политики, конечно, не мог бы существовать, и он должен был платить за эту свою относительную свободу. Мне такая свобода не нужна.

Олег ШЕВКУН - Но в 90-е годы политики, наверное, уже меньше, но возникают интересы коммерческие, интересы зарабатывания денег. Не было давления на «Встречу с песней», на вас в это время: вот поставьте такую-то песню, потому что это экономически выгодно, раскрутите такого-то человека...

Виктор ТАТАРСКИЙ - Здравствуйте!... Буду, да я ещё... да вы что! Я всё-таки праправнук Николая Гавриловича Чернышевского. Буду я ещё им ставить за деньги!.. Да вы что! Господь с вами!.. Это... Если вы мне даже задаёте такой вопрос, то вы меня совершенно не знаете. Давление было в другом, давление было на меня, что мне предлагали коммерческие радиостанции перейти с этой передачей к ним и платили бы они, ну... уж, раз в десять больше, чем я получаю на государственном радио. Ну и что? А я не за деньги, я по любви! Я за деньги ничего не делаю и никогда не делал. В этом смысле было давление, но они быстро поняли. Я никогда не писал рекламу. Была масса звонков с предложениями в 90-е годы, да.

Олег ШЕВКУН - Но как раз именно потому что голос известный у вас...

Виктор ТАТАРСКИЙ - А именно голос, да. Вот они хотели купить для рекламы, заплатив мне сразу столько, сколько я получаю за год на радио, за работу, там, в пять минут.

Олег ШЕВКУН - Почему? Почему вы отказывались?

Виктор ТАТАРСКИЙ - Ну, потому, что я вам говорю: я всё-таки потомок революционера-демократа российского, а не американского бизнесмена!

Олег ШЕВКУН - Девяностые - двухтысячные годы. Аудитория меняется, аудитория становится... Что? Более образованной, менее образованной? Иногда начинают ворчать о том, что вот раньше были люди, вот были люди в наше время, да? Вот эту перемену аудитории, вы как-то ощущали на себе?

Виктор ТАТАРСКИЙ - Ну, она происходит постепенно. Очень ощущается уход фронтовиков, людей военного поколения, почти их уход. Я надеюсь, что кое-кто всё-таки из них ещё живы и дай им Бог сил и здоровья. Но пишут уже с их слов их дети и внуки. Меняется, конечно, меняется... Просто людям меньше стало о чём говорить, о чём писать. Они уже говорят со слов своих предков. И то хорошо, кстати сказать. Или поминают своих предков, что тоже важно. Передача вообще переходит как бы по наследству от дедов к отцам, от отцов к детям. И это существенно, очень. Поэтому, количество писем стало, конечно, меньше, чем было в 70-е – 80-е годы, но по качеству они стали несколько иные. Люди пишут больше о своих воспоминаниях, своих проблемах, но люди уже другого поколения, поэтому и проблемы, и воспоминания у них иные. Но с этим надо считаться, что ж, поделаешь пятьдесят лет...

Олег ШЕВКУН - Я по вашему голосу слышу, что вам перестанет это быть интересно. Вы так говорите - с этим надо считаться...

Виктор ТАТАРСКИЙ - Вы неправильно услышали, Олег. Я просто, говоря о том, что с этим надо считаться, говорю каждый раз себе, что, успокойся, что делать. Да, был период девяностых годов, когда люди чувствовали себя свободнее. Вот вы говорите «с Ельциным плохо», да там наворотил товарищ кое-что. Но с другой стороны, он... Никакой цензуры при нём не было... А сейчас...

Олег ШЕВКУН - Да, потому что ему было не до того...

Виктор ТАТАРСКИЙ - Он занимался другим делом. Да, я понимаю вас. Я не хотел бы сейчас говорить на политические темы вообще и обсуждать наших лидеров. Я говорю о другом. Люди стали писать о более мелких, что ли проблемах, нежели были. Но это всё равно человеческие проблемы и к ним надо относиться, как к проблемам и обсуждать их, и помогать людям. Потом, не надо забывать, что передача ещё имеет свойство, одно из своих свойств, это успокоение людей. Успокоение! Не травмирование их, не дёргание их. Нет. А нужно ещё и успокоить человека.

Олег ШЕВКУН - Но вот это успокоительное действие... Вы сами об этом сказали. Это что? Это намерено? Вы садились к микрофону и говорили: да, вот я сейчас буду это делать. Или как-то по-другому?

Виктор ТАТАРСКИЙ - Нет, но прежде всего, я оставлял за дверьми студии всё то, что меня в данную минуту тревожило, беспокоило, все скверные черты своего характера. Я готовился и готовлюсь каждый раз к выходу в эфир у микрофона. Здесь важен твой собственный настрой. Очень многое зависит от звукорежиссёра, который находится через стекло в аппаратной. Если он на тебя не смотрит, а откликается на телефонные звонки по мобильному, к примеру, это ужасно. Это разрушает ауру общения. Он мой полупроводник с миллионами людей. То есть, я хочу сказать, что здесь существуют определённые обязательные условия. Специально ставить задачу, я так не ставлю. Я просто должен быть гигиенически подготовлен к общению с людьми. С людьми, у которых неважное состояние, допустим. Я должен быть спокоен и в какой-то степени оптимистичен, по возможности. Не «голым оптямизмом», как говорил Шукшин, а реальным оптимизмом. Что всё-таки, всё, что делается, не то, что делается к лучшему, но надо что-то пережить, надо на всё смотреть несколько иначе. В этом смысле у меня был и есть именно такой настрой. Он спокойный, уравновешенный, взвешенный, как любят говорить у нас.

Олег ШЕВКУН - Сколько в этом настрое имидж, а сколько реальность? Иными словами...

Виктор ТАТАРСКИЙ - Никакого имиджа! Имидж - это актёрские дела. Я не притворяюсь, не актёрствую. Ещё раз вам говорю, что во «Встрече с песней» этого быть не может. Так, как я с вами сейчас разговариваю, так, я разговариваю и во «Встрече...». Можете обратить на это внимание. Никакого имиджа.

Олег ШЕВКУН - Но вы же приходите...

Виктор ТАТАРСКИЙ - Что это вообще такое, я не знаю и никогда не касался...

Олег ШЕВКУН - Но вы же приходите на работу и у вас. Я не знаю, - зарплату не выплатили, подрезал кто-то на дороге и так далее... Как от всего этого отходите?

Виктор ТАТАРСКИЙ - Я не имею машины, поэтому подрезать меня весьма сложно. Что касается зарплаты, то на государственном радио я получаю хоть и небольшую зарплату, но регулярно. У меня с этим проблем нет. Были проблемы, были, когда и государственное радио не могло оплачивать работу, но что же, мы с моим другом Максимом Осиповым, звукорежиссёром тогда, работали бесплатно в течении полутора лет, просто и всё. А что было делать?! Ничего страшного. Не бросать же из-за этого общение с людьми. Вот и всё. Вот, если вопрос, как себя настроить, если настроить себя на зарабатывание денег в наше время, ну да, можно. За всё надо платить. Так что, это не ко мне просто...

Олег ШЕВКУН - Есть ещё одна удивительная особенность «Встречи с песней» и ваших эфиров в принципе, это вот спокойствие в напряжённом ритме современной жизни и напряжённом ритме современного радио. Вам не говорят о том, что вот, Виктор Витальевич, а вы ведь против течения плывёте, радио в другую сторону развивается...

Виктор ТАТАРСКИЙ - Ради Бога! Ради Бога... Но я не собираюсь меняться и не собираюсь «суетиться под клиентом». Я остаюсь самим собой, и таким и буду до конца. Поэтому, всё это меня совершенно не интересует. Кроме всего прочего, есть такое понятие, как эксклюзив. Так вот, давайте договоримся, что на фоне всего того... радионапряженность, которая сейчас есть, о чём вы говорите, да? «Встреча с песней» - это эксклюзив. И достаточное количество у неё слушателей, которые хотят отключиться от телевизионного ящика и перейти к радиоприёмнику и спокойно посидеть час и пообщаться со мной, и послушать то, что я им предлагаю. Вернее, то, что предлагают их же соотечественники. Вот и всё. Ну, разве это не ценно?! Мне всегда было интересно заниматься тем, чем никто не занимается. Именно поэтому я занялся в своё время не только «Встречей с песней», но и «Запишите на ваши магнитофоны», понимаете? Всё же это было запрещено. Ансамбли, там, зарубежные, всё это... Думаете, меня лично это очень интересовало, сами эти... Я никогда не был фанатом эстрады, ни зарубежный, ни нашей, но у меня был спортивный интерес: ах, это нельзя, ах, вы это запрещаете?! Тогда это надо делать, вот и всё. А что касается того, о чём вы говорите, но я ещё раз повторяю, что даже само по себе присутствие сейчас в эфире «Встречи с песней», уже является уникальностью, эксклюзивом. И уже поэтому это хорошо. Так что, совершенно не обязательно «петь в общем хоре», можно быть и солистом, и петь а капелла, без сопровождения.

Олег ШЕВКУН - Приходят новые люди, в том числе и руководители со своими «блестящими светлыми идеями». Предложу вам несколько идей, которые мне приходят в голову. Идея первая: «Встреча с песней» по формату устарела. Давайте вместо почтового ящика поставим автоответчик. Пусть люди звонят в эфир, пусть люди присылают свои письма, звуковые письма по электронной почте. Мы не будем читать письма на бумаге, это вчерашний день. Мы будем ставить голос, звук, настоящие голоса слушателей. Согласитесь?

Виктор ТАТАРСКИЙ - Нет, конечно, никогда не соглашусь, хотя бы потому, что работа над письмом должна быть предварительной, чтобы отбросить всё лишнее, повторы. Невольно, человек, когда пишет, пишет общие слова, повторяется и так далее. Вы хотите сказать, что по телефону он будет говорить более собранно, чётко и ясно? Не думаю. Всё-таки, человек, когда садится писать письмо, садится писать его в определённом настроении и не торопится. А что ему даст телефон? За какие-то сорок-пятьдесят секунд, в лучшем случае, что они могут сказать? Только заявки. Кроме всего прочего, мне же надо разобраться с музыкальным рядом. Я должен его определить по названию - что это такое, найти запись, иногда почистить её. Это огромный предварительный процесс, огромная предварительная работа. Как же можно это переводить в режим, так сказать, онлайн?! Ни в коем случае! Реального времени не надо. Она требует подготовки, как всякая серьёзная работа. Не нужно. Это пускай другие товарищи этим занимаются, у них это хорошо получается. Я не из их числа.

Олег ШЕВКУН - Ещё одна «светлая идея». Часовые программы сегодня уже не слушают. Восприятия современного человека ориентировано на короткие фрагменты, короткие кусочки - пятнадцать минут, за которые должны пройти новости, реклама, пару песен... Выпускать «Встречу с песней» именно такими кусочками - новостной фрагмент три минуты, а дальше двенадцать минут - письмо, история и песня. И разбросать эти фрагменты по эфиру для того, чтобы вашу аудиторию удерживать у радиоприёмников при помощи «Встречи с песней».

Виктор ТАТАРСКИЙ - Нет, нет, нет. Всё неправильно, всё неверно в вашей посылке. Дело в том, что люди готовятся к этой передаче, у них особое настроение. Некоторые зажигают свечку, выключают электрический свет, некоторые ложатся и дремлют, некоторые, как правило, проводят это время в одиночестве. Эта передача индивидуальна, она не для массового прослушивания. И по ходу передачи, вот она идёт пятьдесят минут, создаётся определённая аура общения. Как же можно её разбивать? Были какие-то мысли включить туда рекламку. Я категорически был против этого и, конечно, этого не допустил. Это невозможная вещь.

Олег ШЕВКУН - И последнее возражение из этой серии блиц. Нужен соведущий. Для того, чтобы во «Встрече с песней» была такая связь поколений, соведущий, которому лет, так, двадцать-тридцать; осовременить передачу, сделать ей ребрендинг...

Виктор ТАТАРСКИЙ - Что ж такое, блин... Не можете вы никак успокоиться! Ни вы, ни режиссёры театра, ни кинематографа... Всё им нужно осовременить и «отребрендинговать»! Да успокойтесь вы, Христа ради! Создавайте своё и современничайте, пожалуйста! Как же можно трогать передачу, которая существует почти полвека и у которой есть своя интонация, своя форма! Все мои попытки даже на словах изменить что-то в форме, вызвали резкое неприятие слушателей. Они сказали: «Поставьте на место!», как говорил товарищ Сталин насчёт храма Василия Блаженного, когда того архитектор, какой-то ретивый предлагал снести и говорил: «Иосиф Виссарионович, смотрите, вот идёт демонстрация, а этот Храм Блаженного мешает людскому потоку. Давайте снимем...», на макете. Сталин посмотрел хмуро, сказал: «Поставьте на место!» Вот так и я могу сказать: поставьте на место и оставьте в покое передачу. Никакого соведущего здесь быть не может, просто потому, что мой соведущий - это автор письма. Я общаюсь с ним. Вы что предлагаете? Чтобы сидел рядом 20-летний мальчик и подавал свои реплики по поводу содержания письма? Ну, нет! Мне же человек пишет, он пишет Виктору Татарскому, конкретно. Я с ним и беседую. Зачем нам здесь соведущий и какие-то свидетели нашего общения?! Это всё совершенно лишнее. Нет, Олег, ни одно из ваших предложений не проходит.

Олег ШЕВКУН - Такие предложения вы, в принципе, получали за годы существования передачи?

Виктор ТАТАРСКИЙ - Ну конечно, конечно, было что-то. Было что-то, что-то такое. Но это сразу пресекалось, на корню.

Олег ШЕВКУН - Вы человек суровый весьма.

Виктор ТАТАРСКИЙ - Да, наверно. Когда касается дела и моего... дела моей жизни, конечно!

Олег ШЕВКУН - Вы сидите у микрофона. Вы работаете с письмами. Насколько предсказуем для вас ваш собственный эфир? Вы взяли письма, вы подобрали... Вы сказали в начале передачи, что вот реакция, как вы подадите это письмо, вы этого не знаете. Планирование и экспромт. Как сочетаются они в вашей работе у микрофона?

Виктор ТАТАРСКИЙ - Планирование музыкального ряда. Сначала нужно составить музыкальный ряд на конкретный выпуск, чтобы он был разнообразным. А зачем уже к этому музыкальному ряду из моего архива, из моего шкафа, где находятся письма с моими пометками, выудить эти письма, которые имеют отношение к этому музыкальному ряду. Это не факт, что все они будут в этой передаче, но, во всяком случае, отобрать то, что имеет отношение. Импровизация здесь заключается только в моей реакции. Сбоку письма я ставлю определённые свои значки с тем, что нужно здесь, видимо, отреагировать, но придёт ли это желание у микрофона и как я буду реагировать, я не знаю. Это должно родиться в момент непосредственного общения.

Олег ШЕВКУН - Вы сами слушайте радио?

Виктор ТАТАРСКИЙ - Обязательно.

Олег ШЕВКУН - Что именно?

Виктор ТАТАРСКИЙ - Ну, во-первых, я слушаю свою передачу в эфире непременно, потому что я их делаю заранее и мне важно, как именно день в день, час в час она прозвучит. И иногда думаю: чёрт, здесь затянул, а здесь эту вещь вообще не надо было бы давать, хотя нет, жалко, письмо-то хорошее и так далее. То есть, это уже после того, как всё сделано и исправить ничего нельзя и всё-таки, ещё раз критически всё это прослушиваю. А что касается других станций, то... ну, иногда слушаю что-то, если попаду на что-то путное. Не часто сие происходит.

Олег ШЕВКУН - Вы страдаете «комплексом преподавателя», который читает что-то и начинает внутренне разбирать, критиковать - вот здесь надо было бы сделать иначе, здесь я бы сделал по-другому...

Виктор ТАТАРСКИЙ - Нет. Мне предлагали, кстати, преподавать в театральных институтах, я отказывал всегда, потому что древние греки ещё говорили «умеющий - делает, не умеющий – учит». А если серьёзно, то это просто огромная ответственность за преподавание, и я не могу её на себя взять. А что касается разбора, о чём вы говорите - так, сяк... Чужие работы я никогда не разбираю. Зачем? У каждой работы есть свой автор. Каждый человек, если он что-то делает, он руководствовался какими своими идеями, пускай себе руководствуется. Я-то здесь причём? Я могу быть просто слушателем, мне может что-то нравится или не нравится, но и более того.

Олег ШЕВКУН - Вы сказали об ответственности. Но и на вас огромная ответственность! Вам не случалось обижать слушателей, когда человек вам пишет и говорит: «Вы знаете, вот моё письмо прочитали не с такой интонацией, не это для меня было важным».

Виктор ТАТАРСКИЙ - Нет, уж извините, с какой интонацией мне читать письмо, это я даже сам не знаю. Это возникает внутреннее, абсолютно органично, и как она возникла, так оно и прочитано это письмо. Иногда некоторые письма вызывают некоторые раздражения, стараюсь это убрать, но, тем не менее, может это проскальзывать. Нет, претензий, во всяком случае со стороны слушателей, по этому поводу не было. Претензии другие, что «моё письмо опять не прозвучало». Ну, милый мой, ну надо посчитать! Я получаю несколько сотен писем в месяц, из них откладывается каждый месяц сотня, в эфире проходят в каждом выпуске девять писем. Девять умножь на два, получается восемнадцать. Ну... ну как я могу, даже интересное письмо сразу дать? Другое дело, что я никогда письма, которые заслуживают внимания, никуда не утилизирую, они сохраняются у меня с моими пометками и ждут своей очереди. Так что, здесь, извините, это авторская программа, которая... это не концерт по заявкам, я много раз об этом говорил в течение полувека.

Олег ШЕВКУН - Существуют ли песни, которые вы никогда не поставите в эфир, даже если с ними будет связана очень интересная и заслуживающая внимание история, песни, которые вы не поставите просто по причине вкуса или каким-то другим соображениям?

Виктор ТАТАРСКИЙ - Да, конечно. Конечно. Я, может быть, свяжусь с автором письма каким-то образом – по почте либо по телефону и попрошу его, если на этой песне не зациклено всё письмо, об изменении музыкального произведения. Есть произведения, музыкальные нынешнее, которые я никогда не дам в эфир. Никогда. И тут уж, извините, руководит всем мой вкус, а чей же ещё? А вот если хорошее письмо и бывает жалко письмо оставить без внимания, тогда я принимаю какие-то меры для того, чтобы спасти письмо, но произведение всё-таки дать другое. Кстати! Кстати, а я вам хочу заметить, что о таких песнях, которые вы имеете в виду, о них и писем-то в общем нет интересных. Заявочного порядка есть. Но чтоб было бы содержательное письмо о совершенно несодержательной пошлой и мерзкой песне, никогда такого не было, ни случая не припомню. И это, кстати, показательно очень.

Олег ШЕВКУН - Часто сетуют на общее снижение культурного уровня молодёжи. Вы получаете письма от обычных людей. Согласитесь? Поспорите? Вот они действительно менее начитанные, менее образованные, менее грамотные? Или это ворчание, брюзжание, кое было ещё во времена древних греков?

Виктор ТАТАРСКИЙ - Это было всегда. Я, однако, встречаю иногда молодых людей, которые умнее и образование и меня, которым, там, двадцать лет, а я в три с половиной раза, в четыре, даже почти, да, их старше. Так что, нет. Это было бы совершенно несправедливо говорить. И массовая аудитория наша... да нормально, там всё есть, всё, что угодно. Есть и люди, крайне малообразованные, есть такие, которые и не хотят, видимо, образовываться, а есть те, которые стремятся к этому. Это было всегда. Просто тут вопрос в пропорции. Вот для этого и нужен предварительный отбор писем, чтобы выудить из них содержательные письма, людей образованных, как правило. Но не обязательно только, бывает, ведь из дальнего села какой-то бабульки такое письмо, что просто там не об образовании идёт речь, а о душевной, высокой духовной культуре человека, пусть и не образованного. Здесь очень индивидуально. Вообще вот так определять, как мы с вами сейчас пытаемся это сделать, не стоит. Нужно конкретно, внимательно вчитаться в каждое письмо и уж тогда решать.

Олег ШЕВКУН - Вот вы не составляете плейлист, просто слушаете музыку, просто для себя. Что вы скорее будете слушать?

Виктор ТАТАРСКИЙ - Ну, вероятно, всё-таки классику. Но классику яркую, мелодичную, всё что угодно. Просто я мелодист по сути своей и для меня и песни, и классическая музыка - в них для меня важна мелодия. В песне, разумеется, текст, обязательно, стихи, поэзия. Но мелодия крайне необходима. То есть, я хочу сказать, что я не сторонник и мало что понимаю в новаторском искусстве, в модерне, так называемом. Тут я умываю руки. Я говорю просто, что я не компетентен в этом.

Олег ШЕВКУН - Ваши программы помогают людям просто остановиться и задуматься, а это бывает сложно. Как помочь современному человеку не забегаться?

Виктор ТАТАРСКИЙ - Не забегаться?

Олег ШЕВКУН - Ага...

Виктор ТАТАРСКИЙ - Остановиться и подумать: а зачем я это делаю?

Олег ШЕВКУН - А некогда...

Виктор ТАТАРСКИЙ - Как это некогда?! Нет, на это надо найти время, чтобы остановиться и подумать: а нужно ли это? Что я? Куда я устремляюсь сейчас, кому это нужно, зачем? Мне это нужно?

Олег ШЕВКУН - А я не успею исполнить своё жизненное предназначение...

Виктор ТАТАРСКИЙ - Ну уж, «не перебирайте, мамо!», ну уж, прямо... Если жизненное предназначение есть, вы его исполните, уверяю вас, даже незаметно для самого себя. А вот когда начинается беготня за тем, другим, третьим, вот тут-то дьявол и проявляется. Зачем? Куда? Не надо.

Олег ШЕВКУН - Есть один вопрос, который мы задаём в конце. Мы просим участников программы представить песню, которая соответствует вашему состоянию в данный момент.

Виктор ТАТАРСКИЙ - А вот передо мной письма моих слушателей и одно из них с моей пометкой. Фрэнк Синатра, «Путники в ночи». Красивая философская песня. Кстати сказать, мы все с вами путники в ночи по разным причинам, но в нашей великой стране, это определение как нельзя, кстати. Думаю, что вот на этой ноте мы и закончим наш с вами диалог. Я благодарю вас за содержательный интересный разговор. И я желаю всем, кто нас сейчас с вами слушал, здоровья, крепости духа, выдержки, спокойствия и всего самого-самого доброго!

Звучит песня «Путники в ночи» («Strangers in the Night»). Композитор Берт Кемпферт (Bert Kaempfert). Поэты Чарли Синглтон (Charlie Singleton) и Эдди Снайдер (Eddie Snyder). Исполняет Фрэнк Синатра (Frank Sinatra).

Примечание: * в переводе с французского «на войне как на войне».

Примечание: ** «Екатерина» - российский исторический сериал, премьера первых 12 серий которого состоялась 24 ноября 2014 года (режиссёр Александр Баранов).