Встречи и песни Виктора Татарского

Его радиопередача «Встреча с песней» живёт на «первой кнопке» уже тридцать пять лет, телевизионный цикл «История одного шедевра» на ОРТ – семь. Он получил «Золотой микрофон» в номинации «Человек-легенда» на первой церемонии национальной премии радио. ...Ах, если бы ещё была номинация «Золотой голос»!

Его голос ни спутать, ни забыть невозможно, он такой... такой интеллигентный!

- Виктор Витальевич, честно, влюблялись в вас за один только голос?

- Н-ну, не знаю, как насчёт влюблялись всерьёз, но в письмах объяснялись. Мол, представляем вас высоким блондином. А я не высокий и не блондин. Может быть, поэтому не спешил принимать предложение телевидения – вести передачи: зачем разрушать легенды-иллюзии?

- Да уж, женские иллюзии разрушать – дело опасное. Но вас же многие и часто видели и «живьём» – когда вы выступали с вашими композициями, делали свой «Театр одного актёра». Вы ведь, если не ошибаюсь, одним из первых читали со сцены «Мастера и Маргариту»?

- Первым! В Ленинграде было дело. Композиция называлась «Нечистая сила в Москве». А Булгаков тогда ходил в запрещённых.

- И никто не настучал?! Люди в штатском...

- Люди в штатском сидели в пятом ряду, слушали и хлопали, а потом заходили в вагон «Красной стрелы», в котором я возвращался в Москву, и говорили «спасибо». Настучали на меня один раз – когда я читал последние письма Ленина. Была такая у меня программа.

- Это – из чего Шатров потом сделал «Дальше... дальше...дальше»?

- Совершенно верно. Так вот, там речь шла и об известном – теперь уже! – конфликте между Сталиным и Лениным, когда Сталин Крупскую обхамил. На меня написали «телегу» Лапину, моему начальнику, председателю Гостелерадио. И в журнал «Коммунист».

- И чем дело кончилось?

- А ничем. Лапин написал резолюцию на письме «В. В., ответьте автору».

- И «В. В.», то есть вы, ответили....

- Да, всю ночь сочинял иезуитски-казуистическое такое письмо, чтобы было не подкопаться ни с политической, ни с какой точки зрения. Получилось, знаете ли.

- Н-да, письма в самом деле «пишут разные». У вас из писем – вся жизнь творческая, как можно понять, зная вашу радиопередачу. Не устали конверты вскрывать за столько лет?

- Если бы устал – передача бы кончилась.

- А почему её «позывными» стала именно «Одинокая гармонь»?

- Ну, видите ли... очень удачный «слоган», как теперь говорят. «Гармонь» – песня, «одинокая» – так ведь люди пишут письма, когда им одиноко, грустно. В развесёлой компании – не то настроение.

- Ваш слушатель сильно изменился за тридцать пять лет?

- Да я бы не сказал. Конечно, если в первые годы эфира писали в основном фронтовики, то сейчас... сколько их осталось? Теперь их пра-правнуки уже пишут.

- Неужели дети?!

- Да, представьте себе. Причём, конечно же, сразу видно и «слышно» – писал ребёнок сам или под диктовку взрослых. Часто пишут мальчишки, чаще, кстати, чем девочки, пишут и просят «поставить» песню для бабушек – а не для мам, как ни странно...

- Чего ж тут странного, мамам, наверное, вашу передачу слушать некогда, они до неё не доросли ещё. Ну, а самое запомнившееся письмо – из последнего времени?

- Я готовлю сейчас передачу – она выйдет в эфир в День памяти политзаключённых, в октябре. И вот приходит письмо-рассказ, письмо-воспоминание, письмо-исповедь. Автор был заключён в Лефортово по известной статье.... Идёт допрос, окно приоткрыто у следователя. И вдруг с улицы, из окна доносится пение. Во время этого самого допроса. И поют женские голоса – тихо, но разборчиво. И потом он долгие годы лагерей не мог её забыть, так и шла за ним всю жизнь. А песня была такая: «Не слышно шума городского, на Невской башне тишина...»

- «...и на штыке у часового горит полночная луна»... Да, песня, что называется, «в тему». Скажите, а есть песни, которые вам не давали во время «оно» транслировать, или ваша личная цензура не пропускала? Были просьбы, которые вы не выполняли?

- Из года в год на День Победы включал в свою передачу Высоцкого. И из года в год у меня его из передачи убирали. Не давали Лещенко, не давали Козина, да много чего не давали... а люди просили. Что же касается невыполненных просьб – если песня была когда-то записана, неважно, на чём – пластинка, плёнка, студийная запись или домашняя, – находили всё. Часто – по нескольким словам из письма. А письма попадаются и такие: «Не помню, кто пел, не знаю, о чём, только помню, что про берёзку...» И вот начинаешь копать-копать-копать. Примерно прикидываешь, кто пел – женщина или мужчина? Какое время? И ищешь, ищешь эту несчастную берёзку. В фондах, в архивах, фонотеках. А оказывается, песня называется «Верному другу» и написал её Оскар Фельцман. Звоню Оскару Борисовичу – а он про неё уже и сам забыл... Вообще, этот поиск – увлекательнейшее дело. Вот вы, например, знаете Восьмой Венгерский танец Брамса?

- Э-э-э... нет. Только Третий и Пятый, кажется...

- Вот то-то и оно, что Третий и Пятый, и все их обычно знают, они самые знаменитые. А был ещё, оказывается, Восьмой. Или Боккерини...

- «Менуэт»!

- «Менуэт»-то всем известен, а вот «Ночная стража в Мадриде» – такую пьесу слышали? Кстати, об этой «Ночной страже». Прозвучала она в передаче, и услышала её Новелла Матвеева. И написала стихи – в тот же вечер. Я их потом прочитал в «Литературке», и там даже дата стояла и упоминание о том, при каких обстоятельствах родились стихи: после передачи «Встреча с песней»...

- А вот некоторые почему-то считают, что у вас – только «песни советских композиторов» и романсы. А выходит, у вас «запретных жанров» нет? Даже блатной шансон может иметь место?

- Если в исполнении Утёсова – тогда да. «Мурка», «С одесского кичмана сбежали два уркана»... Хотя тут опять же бывают случаи... помните такую песню – «Девушка из Нагасаки»? Кто написал?

- Высоцкий, наверное? Он же пел про то, что «у ней такая маленькая грудь...»

- А вот и нет. Я тоже не знал, а оказывается, стихи эти написала еще в 20-х годах Вера Инбер, если кто помнит такую. И опубликованы они были в 20-х же годах, в Одессе. И вот однажды в какой-то весёлой писательско-актёрской компании в доме творчества – где-то в начале 60-х – эту песню исполнял Эльдар Рязанов: он же, вы знаете, очень музыкальный, хотя всегда и всюду говорит, что петь не умеет. И вот сидит эта компания, не очень, мягко выражаясь, трезвая, Рязанов исполняет на бис про «маленькую грудь», и входит Инбер, дама такая величественная. Рязанов засмущался, песню скомкал, а она этаким царственный басом вопрошает: «А чьи стихи?»

- Виктор Витальевич, я понимаю, о песнях – можно до бесконечности. Но мне не простят, если мы плавно не перейдём к телевидению. Ваша передача...

- Ну, вот тут я вас должен решительнейшим образом перебить. Я не могу сказать, что «История одного шедевра» – это в полной мере моя передача. Я просто ведущий. А по-настоящему делают её другие люди. Режиссёр Владимир Юрьевич Венедиктов, музыкальный редактор Григорий Борисович Чакрян, продюсер Николай Николаевич Билык. На фестивале телепрограмм в Канне в 2000 году цикл получил Гран-при...

- А я слышала, что люди записывают – кто может – эту передачу на видео. Когда ещё выберутся в Третьяковку! Или в Русский Музей, или даже в Кремль – особенно если из Комсомольска-на-Амуре. А хотя бы даже и из Москвы – сама не помню, когда была в последний раз в Третьяковке... Так что очень вам благодарны и очень беспокоимся: не закроют «Шедевры»?

- В новом сезоне – пока, во всяком случае, – такое не предвидится. С октября пойдут «Сокровища Московского Кремля». А ваши опасения, увы, небеспочвенны. Ведь наша передача некоммерческая. За счёт других существуем. И даже мне пришлось однажды – продюсер сказал «надо!» – прийти на «Смак» к Макаревичу.

- И что вы там сварили?

- Не варил, а жарил: картофельные котлеты с грибным соусом. Оно и просто, и доступно. И вкусно. Сам люблю.

- О чём я вас ещё не спросила?

- О личной жизни. И – не надо.

- Не надо – так не надо. А всё-таки...

- Ладно. Открою вам «страшный секрет». По материнской линии – я дальний потомок Николая Гавриловича Чернышевского.

- Надо же! А это вы – к чему?

- К личной жизни, разумеется...

- Дошло. Спасибо за беседу, Виктор Витальевич.

Ольга Мозговая, газета «Вечерняя Москва», № 161, 2 сентября 2002 года.