Ясная Поляна - уже в этом созвучии слышится что-то песенное, широкое, русское.
С Софьей Андреевной Толстой, внучкой Льва Николаевича Толстого и директором яснополянского музея, возвращаемся после прогулки по парку.
Она вспоминает:
- Лев Николаевич всегда вставал рано, пил кофе и удалялся к себе. Когда он работал, в доме была полная тишина. Ни шума, ни ребячьей беготни, ни музыки. Дедушка говорил, что музыка, хотя бы еле слышная, его отвлекает.
После занятий Лев Николаевич обычно уходил на прогулку или уезжал верхом. Потом садились обедать. К обеду в Ясную Поляну съезжались гости: писатели, художники, композиторы. Вечерами Толстой читал и, помню, одно время перед сном всегда садился за фортепиано...
Вот и дом, где жил Толстой! По этим ступенькам он поднимался, проходил в эти двери...
В комнатах тишина. Кажется, что сейчас появится сам хозяин, невысокий, в длинной блузе, с белой бородой и острым взглядом серых внимательных глаз.
Оглядываюсь. За этим письменным столом он работал, на этом диване отдыхал, читал эти книги и журналы. А вот и фортепиано, на котором играл Лев Николаевич...
- Музыка часто звучала в этих комнатах, - Софья Андреевна достаёт из книжного шкафа журнал и показывает фотографию, где Лев Николаевич снят с дамой в длинном платье, сидящей за клавесином. - В этом журнале опубликованы воспоминания польской пианистки и собирательницы песен народов мираВанды Ландовской. В Ясной Поляне впервые она побывала ещё в 1907 году. И уже в день приезда Толстой слушал её игру. Ландовская играла ему польские, итальянские, английские, армянские, лезгинские, персидские мелодии. Лев Николаевич слушал с большим вниманием. Он сказал Ландовской: «Это музыка рабочего народа, серьёзная, весёлая!.. Вся народная музыка доступна всем людям: персидскую поймёт русский мужик, и наоборот, а господское враньё и сами господа не поймут».
Ландовская бывала в Ясной Поляне не раз. Вот послушайте, что она пишет: «Толстой необычайно входит в музыку. Ещё и теперь он часто играет один или с дочерью в четыре руки. Любит он преимущественно музыку классическую. Его излюбленные композиторы - Гайдн и Моцарт, в Бетховене не всё нравится ему, а из послебетховенской эпохи самым любимым автором называет Шопена. Старинная музыка - Бах, Гендель, Куперен, Рамо, Скарлатти приводят его в неслыханный энтузиазм».
«Трудно верить, - приводит дальше Ландовская слова Льва Николаевича, - что подобные алмазы остаются зарытыми в библиотеках и так мало известны даже артистам, которые вечно исполняют одно и то же...»
«Народная музыка глубоко его трогает, - продолжает Ландовская. - В своё время он сам собрал несколько русских народных напевов, часть которых послал Чайковскому с просьбой аранжировать их в манере Генделя и Моцарта, а не в манере Шумана или Берлиоза».
Мне очень хочется расспросить подробнее Софью Андреевну об отношении Толстого к народной песне, ведь он много жил в деревне, хорошо знал русского мужика, сам пахал и косил.
Разглядываю на стене фотографии. На одной из них Лев Николаевич за плугом. Вот он среди деревенской ребятни. А вот - с маленькой внучкой Соней. Не верится, что со мной сейчас беседует та самая сероглазая девочка.
- Этот снимок сделан здесь, в Ясной Поляне. Мне тогда было всего лет десять, - улыбается Софья Андреевна.
Рядом ни снимке Толстой среди крестьян.
- Не только любил, Толстой собирал и изучал народное творчество. Множество поговорок, пословиц и песен вошло в его сочинения. Помните, в «Войне и мире», в «Анне Карениной» и «Казаках» поют народные песни - солдаты в походе, крестьяне, возвращаясь с полевых работ... И Наташа Ростова - у дядюшки в гостях, и казаки - на празднике...
Сняв с полки книгу, Софья Андреевна привычно нашла нужную страницу и прочитала: «...Дядюшка, ни на кого не глядя, сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и, подмигнув Анисье Фёдоровне, начал не “Барыню”, а взял один звучный, чистый аккорд и мерно, спокойно, но твёрдо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню “По у-ли-и-ице мостовой”». Помните, это в «Войне и мире», когда Наташа Ростова с братьями гостит у дядюшки?
И дальше с увлечением продолжала читать Софья Андреевна: «Прелесть, прелесть, дядюшка! Ещё, ещё! - закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. - Николенька, Николенька! - говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Фёдоровны явилось опять в дверях, и из-за ней ещё другие лица...
За холодной ключевой,
Кричит, девица, постой! -
играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
- Hy, ну, голубчик, дядюшка, - таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь её зависела от этого. Дядюшка встал, и как будто в нём было два человека - один из них серьёзно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперёд дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала...»
- Дальше помните, - обращается ко мне Софья Андреевна, - Толстой спрашивает: «Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала, - эта графинечка, воспитанная эмигранткой-француженкой, - этот дух, откуда взяла она эти приёмы?.. Но дух и приёмы эти были те самые, неподражаемые, неизучаемые, русские, которых и ждал от неё дядюшка».
Эту сцену забыть невозможно! А помните, как ряженые мчатся на тройках! Толстой любил молодость и раздолье!
В праздничные дни яснополянские крестьяне приходили сюда, к дому, пели, плясали, водили хороводы...
Помню, как однажды в яркий весенний день толпа яснополянских крестьян в праздничных одеждах - в ярких платках, расшитых сарафанах - с песнями подошла к нашему дому. Лев Николаевич вышел к хороводу, слушал песни и любовался плясками. Пятилетняя девочка Нюша, дочь крестьянина Кандаурова, выскочила на круг и, смеясь и подпевая хору, стала лихо отплясывать «Барыню»! Толстой смотрел на неё и широко улыбался. На другой день он записал в своём дневнике: «Милые крошки девочки...»
И я будто наяву увидел зелёную лужайку у белого дома, праздничный хоровод и ту бедовую девчушку, отчаянно отплясывающую «Барыню». Увидел и улыбающегося Толстого в парусиновой блузе до колен и в соломенной шляпе с широкими полями.
- Софья Андреевна, а вы не помните, какие песни пели тогда в хороводе?
- Помню. «Во лузях» и «Как со вечера пороша...» Лев Николаевич эти песни очень любил.
«Турецкий марш»
(Вольфганг Амадей Моцарт)
Ванда Ландовская (клавесин)
Вполне вероятно, что пьесу «Турецкий марш» Вольфганга Амадея Моцарта, одного из излюбленных композиторов Льва Николаевича Толстого, пианистка и клавесинистка Ванда Ландовская играла писателю в Ясной Поляне. Опубликованная на странице запись была сделана Вандой Ландовской на грампластинку в 1926 году.
