Оглавление:

Ночной концерт

С Борисом Николаевичем Полевым, писателем и журналистом, автором всемирно известной «Повести о настоящем человеке», на сюжет которой композитор С. Прокофьев написал оперу, нас связывает старинная дружба. Мы встречаемся на литературных вечерах, заседаниях, съездах. Последний раз мы виделись в писательском доме творчества, под Москвой. Здесь Борис Николаевич работал над своими фронтовыми воспоминаниями.

В годы войны корреспондент «Правды», он был свидетелем и участником многих исторических сражений. Узнав о том, что я работаю над книгой «Встречи с песней», Полевой рассказал мне интересную историю, связанную с именем маршала Советского Союза Георгия Константиновича Жукова.

С разрешения Бориса Николаевича привожу отрывок из его записей о той памятной ночи, когда он впервые познакомился с маршалом.

Вместе с писателем Александром Александровичем Фадеевым Полевой выехал по заданию редакции на Калининский фронт. Стояла суровая зима. Полевой рассказывает:

- На ночлег располагаемся в пещерке, недурно обжитой офицерами связи, людьми молодыми, весёлыми, с энтузиазмом встретившими Фадеева и великодушно уступившими ему единственный широкий, сплетённый из ветвей лежак. Жарко. Отличный воздух. Мы уже предвкушали, как хорошо заснём, но едва успеваем сбросить валенки и вытянуть к огоньку усталые ноги, как влетает порученец командира дивизии.

Увидел Фадеева, звонко стукнул каблуками.

- Товарищ бригадный комиссар, приказано срочно привести вас и ваших товарищей к командиру дивизии.

- Что случилось?

Молчит. Но вид у него такой многозначительный, что мы безропотно начинаем обуваться.

- Есть там у командира кто-то?

- Так точно, есть.

- Кто?

- Там увидите, товарищ бригадный комиссар, - произносит порученец каким-то особым, благоговейным шёпотом.

По обледеневшим ходам сообщения движемся всё к блиндажу на высоте Воробецкой. Докладывают. Входим. От карты, лежащей на столе, поднимаются две головы: чёрная, цыгановатая, с хохолком на затылке - командира дивизии и седеющая, с высоким шишковатым лбом - его гостя.

- Ах, вот тут кто пришёл... Здравствуйте, Георгий Константинович, - произносит Фадеев и крепко, дружески жмёт руку невысокому плечистому человеку в вязаном шерстяном свитере. На спинке складного стула висит мундир с маршальскими звёздами на погонах.

Я сразу узнал маршала Советского Союза Жукова, хотя видел его всего один раз в Сталинграде. Но разве спутаешь с кем-нибудь эту характерную лобастую голову, мужественное лицо, на котором каждый мускул говорит о твёрдости, о воле? Глаза, зорко смотрящие из-под нависающего на них лба, и, наконец, эту продолговатую ямку на подбородке, добродушную ямку, которая так контрастирует со всеми остальными чертами сурового лица?

Первый раз я увидел Жукова в жаркий ясный день степной осени на артиллерийской позиции под Сталинградом. В высокой фуражке, в плаще, он шёл по ходу сообщения в сопровождении нескольких командиров. Как раз в эти минуты над степью появилась вереница «хенкелей», шедшая журавлиным строем. Вдали раздалось тягучее «Воздух!». Жуков только посмотрел на небо и продолжал идти как ни в чём не бывало. Командиры невольно поглядывали на небо. Он шёл не оглядываясь. И действительно, вереница «хенкелей» прошла севернее и сбросила бомбы где-то за горизонтом...

Теперь, в решающие дни штурма Великих Лук, он здесь, представитель Ставки, заместитель Верховного Главнокомандующего. Жмёт руку Фадеева.

- А что делает здесь автор «Разгрома»? Вы садитесь, садитесь, товарищи. Мы с командиром тут всё уже обсудили, обо всём договорились. Сейчас вот как раз ужинать собираемся. Воюет он неплохо. Посмотрим, какая у него кухня...

Кухня у полковника Кроника оказывается хорошей. Тут выясняется одно почти невероятное, прямо кинематографическое скрещение разных судеб: командир дивизии Александр Кроник служил когда-то старшиной в кавалерийском эскадроне, которым командовал комэск Георгий Жуков. Фадеев же знал маршала ещё по боям на Дальнем Востоке. Все трое встретились как старые друзья. А на Руси там, где встретятся старые друзья, без песни никак дело не обойдётся.

Выясняется и совершенно уже невероятное. Полководец, оказывается, играет на баяне.

Где-то в охране штаба отыскали старенький инструмент. Ремень привычным движением кладётся на плечо, пальцы делают молниеносную пробежку по ладам, широко развернуты меха, и возникает тихая, задумчивая и печальная мелодия. Два голоса - тонкий фадеевский и хрипловатый баритон Жукова - переплетаются, как бы обгоняя друг друга:

И когда дело подходит к припеву, в приятный этот дуэт вплетается хриплый после вчерашних телефонных разговоров бас комдива:

Грустит баян. Три голоса ведут задумчивую песню о разлуке, о несчастной любви, о девичьем горе. Согласно, дружно поют и славный полководец, и знаменитый писатель, и командир дивизии, которому на рассвете предстоит развернуть штурм немецкой группировки, отказавшейся сложить оружие.

Мне вдруг на ум приходит дикая мысль. А что если бы кто-нибудь из гитлеровских полководцев, ну, скажем, генерал Браухич или фельдмаршал Кейтель, или ещё кто-нибудь из тех, кто с той, фашистской стороны руководит войной, увидел бы эту сцену, услышал бы эту песню? Поверил бы он своим глазам и ушам? И что бы он при этом подумал?

Песня сменяет песню. А там, за обитой плащ-палаткой дверью, обдуваемая сырым, почти весенним ветром, обливаемая лунным светом, затаилась высота Воробецкая. Изрытая, источённая ходами сообщения, ощетинившаяся в сторону крепости стволами орудий. В теплеющей тьме фырчат моторы. Лязгают гусеницы. Войска готовятся для нового, решающего штурма!

Архивная запись Лидии Андреевны Руслановой вполне позволяет ощутить, как звучала песня «Позарастали стёжки-дорожки» в блиндаже в исполнении военачальников под баянный аккомпанемент Георгия Константиновича Жукова...

Предыдущая глава

Следующая глава

Иван Рахилло, глава из книги «Встречи с песней» («Музыка», Москва, 1976)